Переправившись на косу Чушка, я упал на влажный песок и проспал часов 10–12.

После длительного сна на влажном песке сильно захотелось пить. На косе Чушка шириной где 50, а и 100 метров никаких колодцев не было. По пути к кубанскому берегу нашел лужу с водой, потом заметил воду в следах тележных колес. Вода эта была дождевая: желтоватая, с обилием дождевых червей. Именно тогда я понял, почему дождевые черви носят свой эпитет. Чтобы напиться, требовалось определенное искусство, заключавшееся в том, чтобы, попив водички, не заглотить дождевого червя: когда делаешь первый глоток, вода сразу мутнеет, и не видишь, где находятся черви. Таким образом немного удалось утолить жажду.

В конце косы Чушка, на кубанском берегу, находился Кордон Ильича (название этого места я узнал позже). Здесь я увидел колодец и обнаружил привязанное ведро с водой. Помню, что был страшно удивлен и обрадован, увидев чистую и прозрачную воду. Вода была настолько чистой, что сквозь ее искрящуюся прохладную толщу виднелось дно ведра. Кроме того, вода эта оказалась удивительно вкусной. От этой роскоши я давно отвык. Тут уж я напился вдоволь и всласть. Понемногу начал приходить в себя.

На главной дороге к Краснодару был оборудован продовольственный пункт. Всем шедшим от Крыма людям давали полбуханки черного хлеба и две банки консервов. К сожалению, у меня нечем было их открыть.

В районе города Темрюка меня остановили офицер и двое солдат. Офицер сообщил мне, что по приказу командира дивизии я должен сдать им свое оружие «для частей дивизии». Такой оборот дел меня не устраивал, и я твердо заявил им, что не являюсь офицером этой дивизии, что приказ ее командира для меня не закон и что оружия я сдавать не буду. Тогда офицер заявил, что оружие мое они отберут силой, а меня арестуют за невыполнение приказа.

Я заявил, что никаких противоправных действий не совершил, что их намерения в отношении меня являются незаконными и что если они начнут их осуществлять, то я в порядке самообороны, как офицер особого отдела, буду вынужден применить оружие. С этими словами я взял пистолет в руку.

Не ожидая подобного поворота событий, они молча переглянулись между собой, а я круто развернулся и пошел своей дорогой, не очень хорошо себя чувствуя со стороны спины.

Как потом мне стало известно, подобные мероприятия по изъятию оружия у отходящих военнослужащих имели место и на других участках фронта и порой заканчивались трагически.

Идя по дороге в Краснодар, я все время размышлял о событиях в Крыму под Керчью. В целом мысли мои, конечно, были невеселые. С одной стороны, мне, конечно, повезло, что удалось благополучно вырваться из смертельного пекла, из ада, а с другой — угнетали мысли о том, что и я, конечно, в чем-то виноват в развитии тех страшных трагических событий весной 1942-го.

Бывший на Крымском фронте в качестве корреспондента замечательный советский писатель К.М. Симонов в своей книге «Разные дни войны» очень правдиво и точно описывает неудачные действия наших войск под Керчью. В какой-то степени он раскрывает причины нашего тяжелого поражения тогда.

Проникновенны и близки его слова о людях, участниках тех далеких сегодня событий: «Перечитывая свои записи, я с горечью вспоминаю многих людей, которые погибли в ту весну в Крыму, не дошедших ни до Сталинграда, ни до Курской дуги, и так и не успевших увидеть, как меняется война, как она поворачивается с Востока на Запад».

Кстати говоря, у меня была краткая встреча с К. Симоновым в 1945 году в Карлсхорсте, во время подписания Акта о капитуляции Германии. Он выглядел молодым, энергичным, восторженным. Он произвел тогда на меня сильное впечатление, хотя и был слегка подвыпившим… Но не он один был в таком состоянии. Это по-человечески понятно. Наступал конец войне, пришла долгожданная Победа!

Конечно, к моей радости, я не раз встречал потом на войне тех, кто остался в живых, пройдя через трагическую крымскую эпопею весны сорок второго. Но о ней даже в дни самых больших наших побед мы не любили вспоминать.

На разные воспоминания тянуло людей во время войны, в том числе и на трудные. Но на воспоминания о случившемся тогда на Керченском полуострове — нет, не тянуло. Другие же, их было меньшинство, вспоминали только те события, вся остальная война меркла в их памяти.

Вспоминая тяжелые бои в Крыму, не могу не отметить, что большую помощь немецким войскам там оказывали татары. Из татар создавались целые национальные отряды, которые воевали на стороне немцев.

Хорошо зная горную местность, они помогали немцам выслеживать и убивать партизан, выявлять их замаскированные склады с оружием и продовольствием.

Бывший начальник политотдела родимцевской дивизии Федоренко во время моего пребывания в Венгрии рассказывал мне, что он партизанил в Крыму, где был свидетелем многих кровавых акций, проводимых татарами, когда без всяких оснований они расстреливали людей только за то, что те были русскими.

Со мной также произошел в Крыму памятный случай в октябре 1942 г. При отходе от Перекопа наш батальон остановился в селе Изюмовка, километрах в 20 севернее Феодосии. Утром батальон снялся и ушел, а мы с комиссаром Ковальчуком задержались, уже не помню по какому поводу. Я зачем-то зашел в сарай, там на меня неожиданно напал здоровый татарин и стал душить. Завязалась драка. На шум прибежал комиссар Ковальчук и, изловчившись, застрелил татарина. После этого на тачанке мы поехали догонять батальон.