– Если это намек, то будем считать, что я его не слышала. – Марья приняла обиженный вид.

Я подмигнул ей, и мы дружно рассмеялись.

Марье в прошлом году стукнуло двадцать восемь. Она окончила университет с дипломом экономиста и владела тремя иностранными языками – английским, испанским и французским.

Но, при всех своих достоинствах и весьма солидном образовании, она так и не смогла найти себе приличную работу по специальности. Приличную хотя бы в смысле заработка.

Как ни странно, я нашел Марью в бюро по трудоустройству. До нее секретари-референты мне попадались исключительно смазливые, но тупые до неприличия.

Отчаявшись найти себе дельную помощницу из среды "позвоночников" – тех, кто устраивался по знакомству, используя так называемое "телефонное право", я и направил свои стопы в службу занятости.

Уж не знаю, чем она поначалу приглянулась мне, – может, чувством собственного достоинства, которого у Марьи было хоть отбавляй и которое было буквально написано на лице девушки, – но я даже не счел нужным провести обычное в таких случаях собеседование. Скорее всего, меня сразили наповал ее весьма симпатичная мордашка и божественная фигура.

Собственно говоря, я совершил ту же ошибку, что и прежде, когда принимал на работу по знакомству. Нет, я ни в коей мере не отношусь к тем начальникам, которые безапелляционно считают секретарш своими гражданскими женами.

Но мне, как и любому мужику, гораздо приятней видеть в приемной не какую-нибудь очкастую грымзу в штопаных колготках, а благоухающее дорогими духами воздушное создание в современном прикиде, которое не стыдно показать партнерам по бизнесу. Ведь красивый секретарь-референт, как и дорогая престижная иномарка, – это лицо фирмы.

К счастью, на этот раз я не ошибся. Естественное, не наигранное, обаяние, невероятное трудолюбие и поистине мужская жесткость вскоре сделали Марью незаменимой помощницей.

Поначалу наши отношения были сугубо официальными. Марья была вежлива, предупредительна, но холодна как снежная королева. Я долго не мог выявить истоки этой холодности.

И только спустя год я, наконец, сообразил, как разрушить стену отчужденности, стоявшую между нами.

Марья не терпела фамильярности и приставаний со стороны начальства. Как я потом узнал, она долго не держалась ни на одной работе только из-за своей строптивости. Ну не любит девка служить шефу раскладухой, и все тут. На дух не переносит.

Как оказалось, на мое удивление, бывают и такие экземпляры. Правда, очень редкие… Поэтому мои робкие попытки сблизиться (на уровне дружеских отношений) она отметала, что называется, с порога.

Поняв, где собака зарыта, я повел свою игру. Она заключалась в полном безразличии. Я начал смотреть на Марью как на одушевленную приставку к компьютеру и переводчика-попугая – не более того.

В общем, я сыграл роль нехорошего, черствого человека, Синей Бороды из сказки. И Марья, при всем том, будучи женщиной до мозга костей, не смогла удержаться от искушения открыть запретную дверь.

На одной из презентаций, уж не помню по какому случаю, она якобы подвернула ногу, и мне поневоле пришлось лично отвезти ее домой на такси. Чему я, собственно говоря, был рад, хотя и состроил по привычке кислую мину – чтобы она шибко не задирала нос.

Марья жила одна в двухкомнатной квартире с мансардой, доставшейся ей по наследству от деда, известного художника.

В мансарде все и случилось: под картинами, которыми были увешаны стены сверху донизу, возле зажженного камина, за чашкой кофе, мы, наконец, нашли общий язык и подружились. Естественно, никаких вольностей мы не допускали.

С той поры наши отношения были ровными, доверительными и почти приятными. Почему почти? Да все потому…

Мое холостяцкое сердце не раз начинало стучать как отбойный молоток при виде ее круглых мраморнобелых коленок, но я крепился изо всех сил, по мере своих слабых актерских способностей изображая стойкого оловянного солдатика.

Иногда мне казалось, что и Марья не совсем равнодушна ко мне. Временами я ловил на себе ее острый, проницательный взгляд, достающий до самого нутра, от которого мне становилось не по себе.

Если честно, то эти взгляды мне не очень нравились, если не сказать – совсем не нравились. Иногда они будили в моей голове некоторые не очень приятные воспоминания из прошлой жизни.

Уж кто-кто, а я знал не понаслышке, как опасны такие вот красотки. Лучше сразиться с крокодилом голыми руками, нежели доверить свою жизнь и судьбу с виду невинному воздушному созданию с большими влажными глазами грациозной лани.

Скорее всего, в своих подозрениях я заходил чересчур далеко. Они не выдерживали никакой критики. Я вполне обоснованно отдавал себе отчет, что все эти домыслы – издержки моей военной профессии, в которой повышенная подозрительность считается нормой человеческих отношений.