Шрифт:
Ивар не отдавал себе отчета в том, сколько они сражаются. Он бил и отражал удары, снова кромсал воздух лезвием, пытался обмануть соперника. Иссеченный щит он давно отбросил, как и Бузислав, и рубился, держа меч двумя руками. Кольчуга, как казалось, начала ржаветь от пропитавшего ее пота, ноги дрожали…
И противника почему-то было видно очень плохо.
– Стойте!!! Стойте, во имя Господа!!! – вторгся в сознание чей-то сильный голос. Ивар отразил очередной удар и замер, гадая, не послышалось ли ему.
Напротив застыл Бузислав, настороженный, будто лесной зверь. Лицо его было изнуренным, в глазах блестело удивление.
– Стойте!!! – Сквозь гул крови в ушах вновь пробился голос, и теперь Ивар уже не сомневался, что принадлежит он императорскому глашатаю. – Приказ цесаревны императрицы!!!
Ивар сделал шаг назад – и едва не упал, зацепившись за небольшую кочку. Напряженные мышцы по всему телу гудели, точно тетива на натянутом луке, и готовы были лопнуть.
– Прекратить поединок!.. – Глашатай появился рядом, отчаянно размахивая руками.
Ивар видел только очертания его фигуры, но никак не мог разглядеть лица. Сморгнул и только после этого понял, что виной всему не только усталость. Солнце давно закатилось за одну из трибун, и на арене сгущался сумрак. Небо из голубого стало темно-лиловым.
– То есть как – прекратить? – прохрипел Бузислав и сплюнул на песок.
– А вот так… – сказал глашатай негромко, и до Ивара донеслось недовольное ворчание трибун. Обитатели Миклагарда жаждали досмотреть бой до конца. – Объявить ничью и приз поделить пополам. Великое счастье наблюдать столь выдающийся поединок, но лишаться одного из искусных бойцов, равно дорогих сердцу императрицы, было бы неразумно. Да и темнеет уже, скоро ничего не будет видно.
И, повернувшись к толпе, глашатай принялся объявлять волю правительницы трибунам. Те в ответ раздраженно загудели – словно обозленные пчелы вырвались из многих сотен ульев.
– А ты оказался крепок, – русич улыбнулся одними губами, – я запомню этот бой…
Ивар молча отсалютовал противнику мечом. Сил что-то ответить не было. Развернувшись, он побрел к узкому проходу между трибунами. Земля под ногами пошатывалась, как палуба во время шторма, и все вокруг плыло, подергиваясь белесым, полупрозрачным туманом…
– Эк его укачало-то!.. – донесся откуда-то издалека знакомый, полный тревоги голос. Сильные руки подхватили Ивара за плечи, он смутно ощущал, как с него сняли шлем, вытащили из закаменевших пальцев меч.
Еще недавно стремительно двигавшийся по арене, Ивар сейчас оказался не в состоянии пошевелить и пальцем. Лишь когда ему плеснули в лицо холодной водой, он слегка очнулся.
– Что… – с трудом разлепив рот, выдавил он, тыльной стороной ладони утирая мокрые губы, – дальше?
– А дальше мы пойдем отсюда, – отозвался тот же голос, и теперь Ивар его узнал – это был Арнвид.
Перед глазами полыхнула белым нарисованная прямо в воздухе руна, по телу, от макушки до пяток, пробежала легкая щекотка, и в тот же момент Ивар ощутил неожиданный прилив сил.
Мир вокруг обрел устойчивость, зрение прояснилось.
– Вот так-то лучше… – И эриль довольно потер руки.
– Пошли, – приказал конунг, отдавая Ивару меч.
За пределами цирка уже наступила ночь. Сотнями светящихся глаз-окон смотрел на викингов чудовищно огромный зверь – город. Прохладный ветер нес запах отбросов и гниющей рыбы. Бодрил он не хуже Арнви-довых рун.
В руках эриля трещал зажженный факел, От цирка до подаренного императрицей дома было недалеко, и викинги уже вышли на улицу, ведущую к нему, когда из тьмы позади вдруг вынырнули с десяток горожан, пышущих злобой, винным перегаром и размахивающих кулаками.
– Вот они, эти северные ублюдки, из-за которых мы сегодня лишились выигрыша! – гаркнул один из них.
– Бей варваров! – Полный злобы крик заметался в узком ущелье улицы, отражаясь от рукотворных скал домов.
Ромеи яростно бросились вперед. Горластый заводила упал, наткнувшись на кулак Хаука, и закипела драка, самая обычная, какие случались в Миклагарде каждый день.
Ивару было бы на нее глубоко наплевать, если бы не били его самого.
Он и конунг прикрыли Арнвида собственными спинами, прижав к стене, и тот громогласно ругался, призывая на головы обитателей города самые жуткие проклятия,
– Да сожрут черви ваше мужское достоинство! – вопил он в то время, когда Хаук свалил наземь еще одного из нападавших, но и сам ощутимо получил в зубы. Ивар, все еще слабый, точно новорожденный котенок, лишь отбивался. – Да изменят вам жены с самыми грязными из рабов!