Как и предполагал Лукьян, Дарина прибыла в столицу Волынского княжества еще до сумерек. Лучи заходящего солнца красноватыми отблесками играли на куполах церквей, подсвечивали кладку крепостных стен. Дарине, никогда не видевшей городов, кроме маленького Меджибожа, все вокруг было интересно, все в диковинку, хоть она и знала от бывалых людей, что Владимир-Волынский тоже не так уж велик и совсем не так великолепен, как был Киев в лучшие свои времена.

Храмы, каменные стены, большое количество людей на улицах — все удивляло Дарину, все нравилось ей.

Маленькие избы на окраине сменились в центральной части города высокими теремами, украшенными резьбой и расписными башенками. Двое ратников из сопровождения Дарины были местными жителями и показали ей княжеский дворец, вокруг которого толпилось множество людей. Это были, в основном, простые горожане, решившие хотя бы издали поглядеть на княжескую свадьбу.

Дом Евдокии оказался недалеко от хором князя. Дарина спешилась и, отдав поводья Мартыну, уже хотела собственноручно стучать в ворота, но один из ратников услужливо сделал это за нее. На стук вышла сама хозяйка — словно только и ждала появления гостей. Дочь Лукьяна Всеславича в этот раз показалась Дарине куда приветливее, чем при первом знакомстве. Она радушно ввела Дарину в дом, оставив ее спутников на попечение слуг, и первым делом спросила:

— А отец, наверное, сразу по прибытии пошел к князю? Правду сказать, мы вас ждали еще вчера, и князь спрашивал о Лукьяне Всеславиче у моего мужа.

— Мы задержались, потому что пришлось сделать крюк на север, — пояснила Дарина. — По прямой дороге нам показалось ехать опасно, там были замечены татары. А потом, уже недалеко от города, мы увидели разгромленную и сожженную крепостцу…

Она рассказала Евдокии, какое страшное и загадочное происшествие задержало ее отца, решившего выяснить, кто виновник злодейства. Евдокию рассказ Дарины насторожил и, наверное, испугал, хоть она и старалась скрыть свой страх.

— Будем надеяться, что это дело рук каких-нибудь диких татар, которые не подчиняются хану, — сказала дочь воеводы, пройдясь из угла в угол. — Князь Даниил быстро с ними справится. Сейчас он собрал к себе на совет бояр и воевод, среди которых мой муж. А всем остальным знатным людям велел идти во дворец, веселиться на свадьбе его племянницы. Венчание было вчера, а сегодня свадьбу играют уже второй день. — Евдокия улыбнулась, и сразу стало видно, как она еще молода и девически беспечна. — Ведь дочь князя Василька — моя давняя подруга. Я говорила ей о тебе, и она велела непременно привести тебя на свадебный пир. Вот увидишь, какая наша невеста красавица! Ты ведь хочешь пойти в княжеский дворец?

— Хочу, — простодушно призналась Дарина. — Но прилично ли мне идти туда одной, без мужа? Может, подождем, когда Лукьян Всеславич вернется?

— Но ты ведь пойдешь не одна, а со мной. С нами будет тетка моего мужа и еще одна родственница. А отец, когда вернется, тоже отправится прямиком в княжеские палаты. Или, может, ты не хочешь сейчас идти потому, что устала с дороги?

— Нет, я совсем не устала! — оживилась Дарина. — Я только умоюсь и переоденусь в другое платье.

Вскоре принаряженная Дарина уже шла рядом с Евдокией по улице, ведущей к княжескому дворцу. Их сопровождали две пожилые родственницы и двое слуг, раздвигавших перед знатными женщинами толпу уличных зевак.

Сумерки уже опустились на город, но во дворце было светло, потому что множество факелов и свеч озаряло пиршественный зал, где веселились нарядные гости.

Дарина робела, боясь показаться неловкой и неуклюжей перед знатными людьми; особенно ее пугала предстоящая встреча с Даниилом и Васильком. Войдя в зал и остановившись на пороге, она быстро пробежала взглядом по лицам гостей, отметив двух пожилых бородатых мужчин, и тихо спросила у Евдокии:

— Которые из них князья? Наверное, те, с длинными бородами?

— Нет, князей здесь нет, — качнула головой Евдокия. — Они в другом конце дома принимают гонцов и держат совет с ближними боярами. Там и мой муж. Но скоро все придут сюда, подожди. А пока пойдем, я представлю тебя жениху и невесте.

В этот миг заиграла музыка, и многие гости поднялись с мест и вышли на середину зала танцевать. Возникла некоторая суматоха, чему Дарина была очень рада, поскольку это позволило ей подойти к новобрачным почти незаметно, а не на виду у всех гостей, сидящих за столом. От волнения у Дарины слегка шумело в голове, и голос княжеской дочери долетел до нее словно издалека:

— Я рада видеть жену нашего славного воеводы. И тебе скажу, Евдокия: приятно заметить, что вы с молодой мачехой в добрых отношениях и ты не сердишься на нее и на отца, как порою бывает.

— Конечно, не сержусь, — спокойно отвечала Евдокия. — Отец всегда был для моей матери верным мужем, хоть она болела не один год. Почему же я должна мешать ему теперь? Пусть и он на старости лет узнает хоть немного счастья.

Дарина, о которой две знатные женщины, ее ровесницы, говорили так, словно она не стояла рядом, почувствовала легкую досаду. По словам Евдокии получалось, что молодая мачеха должна служить утешением для старика, а ее собственные чувства никого не интересуют. Впрочем, Дарина не стала задерживаться на этой неприятной мысли, чтобы не портить праздник ни себе, ни другим. Она незаметно посматривала на танцующих, стараясь запомнить их нехитрые и довольно однообразные движения. Такие плавные, чинные танцы, не похожие на пляски простонародья, были редким развлечением при дворах русских князей; они перешли в Галицко-Волынское княжество из польских и венгерских дворов.