Он тоже сунул в рот сигарету, обернулся к девушке и неспешно окинул ее взглядом, исполненным насквозь деловой хватки. Черт знает что выросло к девятнадцати годам в соседней квартире — бегал-бегал этакий заморыш с ножками-спичками и совершенно неинтересной мордашкой, а вот поди ж ты… Очаровательная блондиночка в черных брючках и белом топике, фигурка идеальная, полуобнаженный бюст идеальный, а главное — вид абсолютно невинный, этакая монашенка. Вот то-то и оно. На всех нормальных субъектов мужского пола действует убойно — но особенно взыграет ретивое у ровесника Смолина, склонного к тому же к охоте именно за такими вот едва распустившимися цветочками. «Должен клюнуть, сволочь, — подумал Смолин. — И не просто клюнет, зараза, в штаны кончит, если ее еще и приодеть чуток сексуальнее…»

Яна ответила на его пристальный взгляд улыбочкой, не вполне и гармонировавшей с обликом юного непорочного создания.

— Нет, правда, дядя Вася, — сказала она совершенно будничным тоном. — У тебя на меня стоит?

— Не вгоняй старика в краску.

— А серьезно? Ведь стоит…

— Ну, допустим.

— Не «допустим», а «точно».

— Ладно, — усмехнулся Смолин. — Точно. Довольна?

— Нет, — сказала Яна. — Это констатация факта и не более того. А мне нужны конкретные результаты. Дядя Вася, ну решайся ты наконец и бери меня в любовницы. Честное-пречестное, все уже умею. А еще я красивая и умная. Со мной приятно показаться в общественных местах, тебе завидовать будут. Если не веришь, что я настоящая Марья-Искусница, можно устроить тест-драйв, хоть сегодня. Прикинь еще раз: красавица, умница, из приличной семьи, наркотики не употребляю, пью мало, могу даже, если потребуешь, сугубую верность хранить на весь срок действия контракта. Меня бы вполне устроила штука баксов в месяц… ну и шмотки временами. Тебя ж это не разорит? Что ты так уставился?

— Бог ты мой, — сказал Смолин, не в силах сдержать ухмылку. — Тебя родители мясорубкой убили бы, если бы услышали сейчас… Интеллигентнейшие люди, кандидаты наук, на великих достижениях мировой культуры тебя воспитывали, в университет пристроили…

— Фига — пристроили. Я сама сдала. Говорю же, умница.

— Не цепляйся к частностям. Я не о том.

— Ага, — сказала Яна с нескрываемой иронией. — И чего добились на сегодняшний день интеллигентнейшие люди? Старую работу сохранили разве что, а не в сетевой маркетинг пошли… Дядя Вася, ну что ты, пардон, дуркуешь? Ты ж сам прекрасно понимаешь, что старые жизненные ценности медным тазом накрылись. И шнурки мои, хотя я к ним нешуточную симпатию испытываю, в нынешних реалиях не более чем бичева. И я такая же буду через энное количество годочков со своим пусть даже красным дипломом. Скажешь, можно все же хорошее место найти? Верю. А если карта не так ляжет? И придется до пенсии горбатиться на убогом жалованье…

— А тебе нужно все и сразу?

— Ничего подобного, — серьезно возразила Яна. — Я умная, не забывай. Не все и не сразу… просто я в убогости барахтаться не хочу. Хочу определенного достатка, уже сейчас, пусть даже ради этого и придется жить так, что шнурки в ужас пришли бы, узнавши…

— Эскорт… — со светской улыбкой сказал Смолин.

— Предлагали, — еще серьезнее промолвила Яна. — У нас в универе, если ты не в курсе, чертова уйма девочек подрабатывает. Я обдумывала. Не смогу. Ну вот противно мне с вереницей совершенно незнакомых мужиков, которые с тобой имеют право вытворять что угодно… Именно в количестве загвоздка, а не в «облико морале». А ты — вполне импозантный мужик, мне с тобой спать было бы нисколечко не противно, правда. В тебе есть шарм, дядя Вася… а всякие садомазохизмы ты наверняка не любишь, а?

— Терпеть ненавижу, — сказал Смолин.

— Ну вот видишь. И не надо мне вкручивать про твое «облико морале», как-никак на одной площадке жили, сколько я себя помню. Ты, конечно, на малютку и внимания не обращал… а малютка-то помнит, сколько раз с тобой на лестнице сталкивалась, когда ты домой девок вел, почти всякий раз новых… Дядя Вася, ну, положа руку на сердце — проституток из них было сколько? Каждая вторая?

Смолин осторожно сказал:

— Ну, выразимся так, определенный процент…

— Вот то-то, — торжествующе сказала Яна. — Не проститутка, так блядь. Я к этому с полным пониманием отношусь, дело совершенно житейское… только что ж ты тогда ломаешься? Когда тебе не проститутка и не блядь предлагается, а вполне приличная девочка? Современная, конечно, пробы ставить некуда…

— Понимаешь, какое дело… — сказал Смолин. — У меня постоянная подруга завелась.

— Ну и что? — безмятежно пожала Яна плечиками. — Во-первых, если у тебя жгучий роман, есть нешуточный риск, что однажды она тебя бросит, или обоюдно расплюетесь, и останешься ты один, и опять тебе придется по проституткам-блядям бегать. А со мной значительно проще: устойчивые договорные отношения. Во-вторых, меня и подругу свободно можно совмещать. Выработать щадящий график, чтобы ты не особенно и заездился, а мог совмещать обоих… Между прочим, я бы за тебя и замуж вышла запросто. И постаралась бы соответствовать. Такой вариант не обдумаешь? Браки по расчету, считается, самые прочные.

— Никак тебе не хочется прозябать! Когтями и зубами?

— Именно, — сказала Яна. — Тебе меня не понять, ты сроду не был красивой девушкой, взрослеющей в семье нищих интеллигентов… А то знал бы, какая это каторга и засада… Может, надумаешь что-нибудь? Зачем-то ты меня вызванивал? Мысли появились?

— Мысли, действительно, появились, — сказал Смолин медленно. — Но не те, про которые ты думаешь… Яна, хотела бы заработать приличную сумму?

— Это какую? — моментально спросила девчонка с похвальной цепкостью.

— Скажем, десятку баксов. С премией по итогам акции.

— А что делать?

Смолин усмехнулся:

— Если прикинуть, почти что и ничего… Вот только дело грязное.

— В смысле секса?

— В смысле общей сути.

— А вот на общую суть мне решительно начихать, — сказала Яна с чистейшей, безмятежной улыбкой ангелочка. — Грязная она там или какая. Давай рассказывай. Если это не крутая уголовщина, я, как юный пионер, всегда готова…

…Направляясь к дому Инги, Смолин, в общем, чувствовал себя прекрасно. Присутствовало этакое злое веселье. Он нисколечко не сожалел, что подписал все же охапку документов, за которой Зондер, как и обещал, пунктуально заявился к девяти утра. Изображать и далее гордую несгибаемость было бы попросту глупо: вполне возможно, в этом случае пришлось бы не жить и работать толком, а кружиться волчком, отмахиваясь от разнообразных неприятностей — не говоря уж о том, что возможен самый худший вариант, от параноика Зондера ожидать можно всего.