Дрессировщики

Аннотация

Журнальная версия рассказа Юрия Сотника "Дрессировщики".

Печаталась в журнале "Пионер" в 1954 году.

Рассказ Юрия Сотника. Рисунки А. Каневского. ДРЕССИРОВЩИКИ В передней раздался короткий звонок. Бабушка вышла из кухни и открыла дверь. На площадке лестницы стоял незнакомый мальчик. Он слегка поклонился и очень вежливо спросил: — Извините, пожалуйста, тут живёт Гриша Уточкин? — Ту-ут, — протянула бабушка, подозрительно оглядывая гостя. Мальчик произвёл на неё довольно приятное впечатление. Он был одет в тщательно отутюженные синие брюки и жёлтую тенниску, на груди у него алел шёлковый галстук. Золотистые волосы его были аккуратно расчёсаны на пробор. Подмышкой мальчик держал очень грязную и рваную ватную стёганку, а в руке у него был зажат конец верёвки, привязанной к ошейнику криволапой, неопределённой масти собаки с бородатой мордой и торчащей клочьями шерстью. Вот эта стёганка и эта собака заставили бабушку насторожиться. — Скажите, а можно видеть Гришу? — Мо-о-ожно, — после некоторого колебания протянула бабушка. Она хотела было заметить, что собак не следует водить в комнаты, что от них одна только грязь, но сдержалась и только добавила: — В ту дверь иди. Однако мальчик не повёл собаку в комнату, а строгим голосом сказал: — Пальма, сидеть! Сидеть! Пальма, кому говорят? Сидеть! Пальма зевнула и наконец села с выражением безнадёжной скуки на бородатой морде. Мальчик привязал конец верёвки к перилам лестницы и только после этого, войдя в квартиру, постучал в указанную бабушкой дверь. Гриша, коренастый, с копною тёмных взъерошенных волос и с суровым выражением лица, пилил в это время какую-то дощечку, прижав её коленкой к сиденью стула. Он несколько удивился, узнав в пришельце Олега Вершинина, который учился в параллельном классе и с которым он почти не был знаком. Гриша выпрямился и, заправляя рубаху в штаны, молча уставился на гостя. — Здравствуй, Уточкин, — сказал тот, прикрыв за собой дверь. — Ты не удивляйся, что я к тебе пришёл. У меня к тебе одна просьба. — Ну? — коротко спросил Гриша, исподлобья глядя на Олега. — Ты не мог бы мне помочь дрессировать собаку? Гриша всегда готов был взяться за любое новое дело, но говорить много не любил. — Мог бы. А как? — Понимаешь, я её дрессирую для охранно-сторожевой службы. Я уже научил её ходить рядом, садиться по команде, ложиться… Теперь я отрабатываю с ней команду «фасс», чтобы она бросалась, на кого я прикажу. А для этого нужен ассистент, совсем незнакомый для собаки человек. — Чтобы она на него бросалась? — спросил Гриша. — Ага. Мы её уже дрессировали с ребятами из нашего класса, и она очень хорошо на них бросалась, но теперь она с ними перезнакомилась и больше не бросается. А надо закрепить рефлекс. Вот я тебя и прошу… Гриша в раздумье почесал широкий нос: — А если покусает? — Во-первых, я её буду держать на поводке, а во-вторых, ассистент надевает на себя защитную спецодежду, — Олег развернул стёганку и вынул из неё такие же драные ватные штаны. — Со мной все ребята из нашего класса её дрессировали, и она только одного Серёжку Лаптева немножко укусила… Согласен? — Согласен. А где твоя собака? — Я её на лестнице оставил, чтобы она не знала, что мы с тобой знакомы. Я сейчас выйду с ней и буду ждать тебя на Тихой улице. А ты надевай спецодежду, приходи туда и подкрадывайся к Пальме, как будто злоумышленник. Ладно? — Ладно. Иди! Олег удалился. Гриша надел кепку и принялся облачаться в спецовку. Это было делом нелёгким, потому что брюки оказались громадных размеров. Стянув их ремнём подмышками и завязав тесёмочками у щиколоток, Гриша стал похож на очень большую, диковинной формы гармошку. Ватная куртка, которую он надел, несколько исправила дело. Свисая ниже колен, она почти совсем скрыла брюки. Рукава, болтавшиеся сантиметров на двадцать ниже кистей рук, он засучивать не стал. Грише, конечно, не хотелось, чтобы бабушка увидела его в таком костюме, поэтому, прежде чем выйти из комнаты, он приоткрыл дверь и прислушался. Бабушка громыхала тарелками в кухне. Гриша затаил дыхание и на цыпочках двинулся в переднюю, но как раз в этот момент бабушка вышла из кухни и остановилась со стопкой тарелок в руках, как вкопанная. — Господи, твоя воля! — пробормотала она тихо и тут же повысила голос: — Григорий!.. Да ты… ты что это в самом деле?! Ум-то у тебя есть? — Нужно, — пробормотал Гриша и, стараясь не смотреть на бабушку, выскользнул из квартиры. Улица Тихая была и в самом деле очень тихой. Вдоль тротуаров вкривь и вкось росли старые липы, за которыми прятались маленькие домики в один и два этажа. Движение здесь было такое небольшое, что между булыжниками мостовой всюду зеленела травка. Придя сюда, Гриша увидел метрах в пятидесяти от себя Олега, который расхаживал по мостовой, громко приговаривая: — Рядом! Пальма, рядом! — Эй! — негромко крикнул Гриша. Дрессировщик остановился, скомандовал Пальме: «Сидеть!» — и кивнул Грише головой: можно, мол, начинать. Ассистент надвинул кепку на нос, свирепо выпятил нижнюю челюсть и, слегка приседая, болтая концами рукавов, зигзагами стал подбираться к собаке. Пальма заметила ассистента и принялась разглядывать его, склоняя бородатую морду то вправо, то влево. Когда Гриша приблизился к ней метров на десять, она поднялась и негромко зарычала. — Пальма, сидеть! — сказал Олег, и собака неохотно села, продолжая скалить зубы. Ассистент стал на четвереньки и тоже зарычал. — Фасс! — крикнул Олег. Пальма рявкнула и так стремительно бросилась на ассистента, что дрессировщик еле удержал её за верёвку. Гриша вскочил и шарахнулся в сторону. — Видал? — тихонько сказал Олег. — Ага, — так же тихо ответил Гриша. — Только она и без твоего «фасса» бросилась бы… Ведь я её дразнил. — Теперь знаешь что? Теперь давай без дразнения. Ты спрячься за угол, а потом выйди и спокойно иди по тротуару. И даже не оглядывайся в нашу сторону. Ладно? — Ладно! Гриша добежал до перекрёстка, спрятался за угол и, подождав там немного, неторопливо, степенно зашагал по другой стороне. Вот он поравнялся с ними… Вот прошёл мимо. — Фасс! — Рррав! Рав-рав! Обернувшись, Гриша увидел, как Пальма, натягивая верёвку, рвётся к нему. — Здорово! — сказал Олег с другого тротуара. — Всё! Спасибо! Проверка сделана. Снимай спецодежду и иди сюда. Гриша снял спецовку и, вытирая со лба пот, приблизился к дрессировщику. Пальма попыталась цапнуть его за ногу, но Олег прикрикнул на неё и заставил сесть. Он улыбался, голубые глаза его блестели, а лицо горело от удовольствия. — Видел? Видел, что такое дрессировка? Ты даже не взглянул на неё, а она уже бросилась! Стоя несколько поодаль от Пальмы, Гриша сказал: — Ну и что ж, что бросилась! Я её дразнил, она меня запомнила — вот и бросилась. Она на каждого бросится, кто в такой одежде. Вот если бы она на ту тётеньку бросилась, тогда другое дело. — И Гриша указал глазами на солидную женщину, которая медленно шла по противоположному тротуару, держа в руке сумку с продуктами. Олег перестал улыбаться и тоже посмотрел на женщину. Когда она прошла мимо, он присел рядом с Пальмой и, вытянув руку в направлении прохожей, тихонько скомандовал: — Пальма, фасс! В ту же секунду раздался звонкий лай и верёвка резко дёрнула Олега за руку. — Ну что, видел? — спросил Олег, обращаясь к Грише. Только теперь Гриша уверовал в силу дрессировки. Держа подмышкой свою лохматую спецодежду, он присел на корточки перед Пальмой и стал разглядывать её. — Это какая порода? Дворняжка? — В том-то и дело, что обыкновенная дворняжка. Гриша всё ещё сидел на корточках, разглядывая Пальму. — Если бы овчарка, она ещё лучше бросалась бы, — негромко проговорил Гриша. — А я, ты думаешь, для чего её дрессирую? Знаешь, для чего? Вот я её выучу, пойду в питомник, где служебных собак разводят, покажу, как я умею дрессировать, и мне дадут на воспитание щенка-овчарку. Гриша поднялся, он всё ещё смотрел на Пальму. — Наверняка дадут? — опросил он. — Не совсем наверняка, а просто я так думаю. — А у нас в городе есть эти самые… где овчарок разводят? — Питомники? Конечно, есть. При ДОСААФе есть, при управлении милиции есть. Я в ДОСААФ пойду. Вот только отработаю с Пальмой лестницу, барьер и выдержку. — А что это такое? — Лестница — это чтобы она умела подыматься и спускаться по приставной лестнице. Барьер — это чтобы она умела преодолевать заборы, а выдержка — это так: я, например, скомандую ей сидеть, а сам куда-нибудь уйду хотя бы на полчаса, и она должна сидеть до тех пор, пока я не вернусь. До сих пор Гриша мало был знаком со служебным собаководством. Он слышал, что есть собаки-ищейки, раза два видел в кино замечательно умных овчарок, совершавших подвиги вместе с пограничниками. Но ему казалось, что воспитание подобных собак доступно лишь особым специалистам. И вот теперь он увидел, что не специалист, а его одноклассник заставляет не овчарку, а самую паршивенькую дворняжку по команде садиться, по команде ходить рядом и по команде бросаться на прохожих. С виду флегматичный, угрюмый, Гриша был человеком страстным, увлекающимся. Сейчас, разглядывая Пальму, он представлял себе, как он идёт рядом с огромной овчаркой, от которой все шарахаются в сторону, как он приходит с ней в школу и как на глазах у изумлённых ребят этот свирепый, клыкастый зверь по одному его, гришиному, слову перепрыгивает через забор, подымается по приставной лестнице на чердак сарая и спокойно, не сходя с места, сидит во дворе, пока Гриша занимается в классе. — Вершинин, а где ты научился… это самое… дрессировать? — Очень просто. Купил себе в магазине книжку — «Дрессировка служебных собак» называется, — по ней и научился. — Я себе тоже такую куплю. С собаками вот плохо. Я бы мог какую-никакую дворняжку поймать, да только бабушка прогонит. — А ты знаешь что? Ты подговори ребят из своего звена и всем звеном дрессируйте, а потом всем звеном воспитывайте настоящую овчарку. Ребята долго разговаривали, стоя на пустынной улочке у края тротуара. Олег рассказывал Грише о приёмах дрессировки собак, показывал, как надо приучать собаку садиться по команде, нажимая ей ладонью на спину, а после того, как она сядет, угощать её кусочками сахара. Гриша внимательно следил за всеми его манипуляциями и только раз оглянулся, услышав в отдалении неторопливые чёткие шаги. По противоположному тротуару, высокий, стройный, подтянутый, шёл милиционер с лейтенантскими погонами на плечах. Заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он с любопытством посмотрел на двух ребят, возившихся с уродливой собакой, и улыбнулся. Олег тоже заметил милиционера. — Смотрит, — тихонько сказал он. Польщённые вниманием лейтенанта, ребята взглянули на него и улыбнулись. Тот слегка им подмигнул. И вдруг Гриша вспомнил, что, по словам Олега, в управлении милиции есть питомник! Он тихонько толкнул дрессировщика в бок и зашептал: — Покажи ему! Покажи, как она бросается! — Неудобно. — Ну, чего неудобно! Покажи! Олег секунду поколебался, потом присел, вытянул руку в направлении милиционера и громко, чтобы тот слышал, крикнул: — Пальма, фасс, фасс! Пальма рванулась, неожиданно выдернула веревку из руки Олега и с яростным лаем понеслась к милиционеру. — Тикай! — в ту же секунду крикнул Гриша. Что было дальше, ребята не видели. Кинув стёганку на тротуар, Гриша юркнул в ближайшие ворота, Олег бросился за ним. Они заметили, что у забора, справа от ворот, возвышается большая поленница, а между поленницей и забором есть щель шириной сантиметров в тридцать. Оба, слоено сговорившись, свернули направо, втиснулись в эту щель и замерли. Через несколько секунд до них донеслись размеренные шаги, затем стук пальцев по стеклу окна. Всё это слышалось совсем близко, почти у самой поленницы. Прошло ещё несколько секунд. Щёлкнула задвижка, скрипнула дверь. Молодой женский голос немного встревоженно спросил: — Вам кого? — Это ваши дети хулиганят? Собак на прохожих натравливают? — Де-ети? — протянула женщина. — У нас во всём доме ни одного ребёнка нет. — А я видел, как двое сюда побежали, — сказал милиционер, и мальчикам послышалась в его голосе усмешка. — Пожалуйста! Войдите да посмотрите, если не верите. Двор у нас проходной. Вон калитка! Наверное, туда и убежали. — Ну, извините, — уже другим тоном проговорил милиционер. — Пожалуйста, — ответила женщина и захлопнула дверь. Шаги милиционера стали удаляться. Всё это время ребята стояли, не шевелясь, не дыша, стиснутые между сырым кирпичным забором и концами поленьев, острые углы которых впивались им в рёбра и в плечи. — Вылезай! — прошептал Гриша, когда шаги милиционера совсем затихли. — Тише ты… Дурак! — прошипел Олег и вцепился пальцами в руку Гриши выше локтя. Олег весь дрожал. — Вылезай! А то ещё вернётся! — сказал Гриша и почти силой вытолкнул Олега из-за поленницы. Ребята выскочили за ворота и со всех ног помчались по улице. Остановились они только в подъезде гришиного дома. На носу и щеке ассистента красовались большие ссадины. Он ободрал лицо о поленья. Новенькие синие брюки дрессировщика были испачканы смолой, к ним прилипли мелкие щепочки и чешуйки сосновой коры. — Вот это влипли! — медленно проговорил он, когда отдышался. — Дурак я был, что тебя послушался. — Дурак, что верёвку выпустил, — буркнул Гриша, сев на ступеньку лестницы и подперев подбородок кулаками. Олег подошёл к Грише и наклонился над ним: — Ты знаешь, что теперь будет, если она его покусала? Думаешь, это дело так оставят? На представителя власти собак натравлять! — И ничего не будет. Скажем, что нечаянно, показать хотели, — проворчал Гриша, сам не очень веря своим словам. — «Показать хотели»! — передразнил Олег. — А кто тебе поверит, что показать хотели? Как ты докажешь? Гриша угрюмо молчал. На душе у него было тошно. — А ты ещё спецодежду потерял, — продолжал допекать его Олег. — Знаешь, что теперь будет? Нас найти могут по этой спецовке. — Как? — уныло спросил Гриша. — А очень просто, приведут ищейку, дадут ей понюхать спецодежду и найдут и меня и тебя, потому что ты тоже её надевал. Гриша совсем приуныл. Он встал, заложил руки за спину и, вцепившись пальцами в локти, прошёлся по площадке. Через минуту он остановился перед Олегом. — Слушай! Давай так: если тебя поймают, ты не говори, где я живу, скажи, что не знаешь. А если меня поймают, я тоже не буду говорить. Ладно? — Ладно, — согласился Олег. Потом, помолчав немного, добавил со вздохом: — Ну, я пошёл, уроки надо готовить. Высунув голову из двери, он посмотрел направо, налево — нет ли где поблизости милиционера — и затрусил мелкой рысцой по улице, то и дело оглядываясь. Гриша поплёлся на второй этаж, в свою квартиру. Бабушка, открывшая Грише дверь, сразу заметила ссадины на его лице. — Ишь, ободрался! Где это тебя угораздило? — Так просто, — ответил Гриша и прошёл в свою комнату. До вечера он слонялся по квартире без дела, часто подходил к двери, прислушивался к шагам на лестнице, ожидая, что вот-вот раздастся звонок и на пороге появится милиционер. А на дворе, как назло, стоял чудесный солнечный день. На улице под окнами у Гриши происходило напряжённое футбольное состязание между командой ребят из гришиного дома, в которой он всегда играл вратарём, и футболистами с соседнего двора. — Гришк! Иди! Проигрываем без тебя! — кричали ему ребята, когда он выглядывал в окно. — Не хочется, — уныло отвечал Гриша и отходил в глубину комнаты. Настал вечер. Пришли папа и мама. Сели ужинать. Глядя в тарелку, Гриша жевал котлету так медленно, так неохотно, что мама встревожилась: — Гришунь, что это ты скучный такой? — Так. Потянувшись через стол, мама пощупала ладонью гришин лоб. — Всегда такой аппетит у ребёнка, а тут еле жуёт! — Похоже, с ребятами чего не поделил. Видишь, нос ему поцарапали, — сказал папа. — Так я говорю, Григорий Иванович? Гриша ничего не ответил. Он молчал до конца ужина и только за чаем обратился к отцу: — Пап, вот у нас один мальчишка натравил собаку на милиционера, и она его укусила. Что ему будет, этому мальчишке, если его поймают? — Как что будет? Родителей оштрафуют, в школу сообщат. За такое хулиганство по головке не погладят. — Это сегодняшний, небось, натравил, — заметила бабушка. — Какой «сегодняшний»? — переспросил папа. — Да приходил тут к Грише один. С виду аккуратненький такой, а с ним собака… Ну до того отвратительная — прямо глядеть тошно! * * * На следующий день было воскресенье. Всё семейство Уточкиных собралось идти в гости к Гришиной тёте, которая праздновала день рождения. Гриша хотел сказать, что ему нездоровится, и остаться дома. Но потом он представил себе, как будет томиться в квартире один-одинёшенек в то время, когда можно сидеть среди весёлых тётиных гостей, есть всякие вкусные вещи, слушать радиолу, а потом, после обеда, пойти во двор и покататься на велосипеде, который получил недавно в подарок Гришин двоюродный брат Петя. И Гриша отважился пойти. До тёткиного дома было около двух километров. Как назло, папа, мама и бабушка не захотели ехать в автобусе, а решили прогуляться пешком. Нечего говорить, насколько мучительными оказались для Гриши эти два километра. В каждом милиционере ему чудился тот самый лейтенант, и Гриша всё время маневрировал. Увидев человека в милицейской форме впереди себя, он сразу замедлял шаг и шёл за родными, почти уткнувшись лицом в папину спину. Обнаружив милиционера сзади, он забегал вперёд, и родители наступали ему на пятки. По мерс надобности он занимал позиций то справа, то слева. — Слушай, друг, да иди ты, как люди ходят! Что ты вертишься, как заведённый? — не выдержал отец. В этот момент шагах в пятнадцати от Гриши из какого-то магазина вышел высокий, стройный милиционер и направился прямо к нему. Гриша не успел разглядеть его лица, не заметил, какие на нём погоны. Он тут же юркнул в ближайший подъезд и вбежал на площадку второго этажа. Минуты две всё гришино семейство стояло перед подъездом, тщетно взывая: — Григорий! А ну, довольно тебе дурить! Что это за штучки такие? — Гришка, будешь озорничать, домой отправишься, слышишь? С не меньшими предосторожностями шёл Гриша на следующее утро в школу. У школьного подъезда он встретил Олега. На Олеге вместо синих брюк были теперь серые, вместо жёлтой тенниски — белая рубаха. На голове у Олега сидела соломенная крымская шляпа с огромными полями, которая делала его похожим на гриб. — Ну как? — спросил Гриша, поздоровавшись с Олегом. — Пока ничего. Я костюм переменил. И шляпу вот надел. Для маскировки. А у тебя как? — Пока порядок. Прошло три дня. Никаких неприятностей за это время не случилось. Гриша постепенно осмелел: снова начал играть с ребятами в футбол и уже не шарахался в подъезды при виде милиционера. То же было и с Олегом. Скоро Гриша опять стал мечтать о воспитании овчарки и однажды, встретив во время перемены Олега, спросил его: — Ну как, дрессируешь? — Нет. У меня Пальма сейчас больна. — Чем больна? — Да так что-то. Ничего не ест, не пьёт, всё лежит. — Когда будешь опять дрессировать, позови меня, ладно? Я поучиться хочу. Дрессировщик обещал позвать Гришу. Но в воскресенье случилось следующее. Папа, мама и Гриша сидели за обеденным столом. Бабушка ушла за чем-то в кухню. Вдруг раздался звонок, бабушка открыла дверь и ввела в комнату Олега. Тот тяжело дышал не то от волнения, не то от быстрого бега. На лбу и носу у него блестели мелкие капельки пота. — Здрасте! — сказал Олег. — Приятного аппетита. — Затем он помолчал, вобрал в себя воздуху и вдруг выпалил: — Уточкин, я пришёл тебе сказать, что тебе нужно делать прививки. В комнате на секунду стало очень тихо. — Какие прививки? — спросил Гриша. — От бешенства. У нас Пальма заболела, перестала есть и пить, а потом ушла куда-то и пропала. Мама пошла в ветеринарную поликлинику, и ей там сказали, что у Пальмы могло быть бешенство, только тихое. Вот! И теперь мне, маме, тебе и другим ассистентам надо делать прививки. — Та-ак, — негромко сказал папа. — Ну вот, словно сердце чуяло! — проговорила бабушка. — Как только он пришёл с этой своей собакой, так, ну, словно у меня что-то стрельнуло: нет, не будет добра от этой собаки! Олег добавил, что прививки надо делать срочно, потому что Пальма могла болеть уже давно, и ушёл. Гриша расспросил отца о том, как проявляется бешенство, и после этого весь вечер бегал в кухню к крану пить воду, чтобы проверить, не начинается ли у него водобоязнь. Он лёг спать в очень мрачном настроении, проснулся на следующее утро тоже не в духе. Но, придя в школу, сразу развеселился. У школьного крыльца большая толпа ребят встретила его хохотом и громкими криками: — Вот ещё один бешеный! — Привет взбесившемуся! Оказалось, что у Олега в классе, помимо Гриши, было ещё тринадцать ассистентов и всем им нужно было сегодня идти на пастеровскую станцию. Вся школа уже знала об этом, и шуткам по этому поводу не было конца. «Бешеные» не обижались, а, наоборот, сами развлекались вовсю. Среди школьниц нашлось несколько не очень умных девочек, которые боялись подходить к помощникам Олега, считая их заразными. К великому удовольствию всех ребят, ассистенты на каждой перемене гонялись за этими девчонками, щёлкая зубами и страшно завывая. Когда окончились уроки, несколько десятков школьников задумали провожать ассистентов и дрессировщика на пастеровскую станцию. Войдя во двор, где помещалась станция, ребята подняли такой шум, что все работники станции повысовывались из окон. Врачи и сёстры сначала рассердились на ребят, но, узнав, что это провожают Олега, о котором они уже слышали вчера от его мамы, и что с ним четырнадцать ассистентов, они сами начали смеяться. Провожающие остались во дворе, а дрессировщик и его помощники вошли в помещение станции и выстроились в очередь у окошка с табличкой «Запись первичноукушенных». Эта табличка ещё больше всех развеселила. Гриша даже выбежал во двор, чтобы сообщить ребятам: — Мы теперь не бешеные, а первично-укушенные. Получив от врача направление на укол, ассистенты вышли во двор. Олег скомандовал: «Первичноукушенные, построиться!»— и все торжественным маршем направились в районную амбулаторию, где ассистентам и дрессировщику впрыснули в животы по порции сыворотки. И хотя уколы были довольно болезненны, всем по-прежнему было очень весело. После прививок «первичноукушенные» и провожающие кучками разошлись в разные стороны по домам. Бодро шагая рядом с Гришей, Олег вспоминал всё пережитое за сегодняшний день. — Мы теперь благодаря Пальме на всю школу прославились! — говорил он, улыбаясь. — Хотя нам и уколы теперь делают… — Угу, зато смеха было сколько! — вставил Гриша. — Главное, ко всему относиться с юмором, — философствовал Олег, — Если будешь ко всему относиться с юмором, то никакие неприятности тебе… — Он вдруг замолчал, замедлил шаги и скоро совсем остановился, глядя куда-то вперёд. Он уже не улыбался. Лицо его побледнело и приняло самое разнесчастное выражение. Гриша взглянул туда же, куда смотрел Олег, и тоже как-то весь осунулся. Недалеко от них на середине перекрёстка стоял постовой милиционер низенького роста, с большими закрученными вверх усами. Секунд пятнадцать ребята молча смотрели на этого милиционера, потом взглянули друг на друга. — Ой, а лейтенант-то! — совсем тихо, упавшим голосом сказал Гриша. Олег молчал. Ребята машинально тронулись дальше и долго шли, не говоря ни слова. — А может, она его не покусала? — сказал наконец Гриша. — Почём я знаю? — почти шёпотом ответил Олег. — Может, она вовсе и не бешеная? Олег вдруг резко остановился. — А если бешеная? Если покусала? Тогда что?! — вскрикнул он неожиданно тоненьким, пискливым голоском. — Предупредить нужно, да? — глядя себе под ноги, сказал Гриша. — Ты думаешь, не надо, думаешь, не надо? А если человек из-за нас умрёт? Тогда что? — Вот я и говорю: надо. — Надо, надо! Как ты предупредишь? Пойдёшь и скажешь ему: «Здравствуйте, это мы на вас собаку натравили. Теперь идите делать прививки, потому что собака, может быть, бешеная». Так ты ему скажешь, да? Знаешь, что он с нами сделает? Ребята подошли к крыльцу старинного особняка, украшенному каменными львами со щербатыми мордами. Олег положил на одну из ступенек свой портфель и сел на него. Гриша сел рядом. Глаза у дрессировщика покраснели, он часто моргал мокрыми ресницами и хлюпал носом. — Дурак я!.. Нет… нет, не дурак, а просто идиот, что послушался тебя! — причитал он, мотая из стороны в сторону головой. — Послезавтра папа из отпуска приезжает, а я… я ему такой подарочек: «Платите штраф рубликов двести за вашего сына»… — И ещё из пионеров исключат, — добавил Гриша. Долго сидели дрессировщик и ассистент на ступеньках крыльца между каменными львами. Лица обоих выражали уныние. Уже давно настало время обедать, но ни Гриша, ни Олег не вспоминали об этом. Оба с тоской представляли себе, как их задерживают в милиции, как вызывают туда ничего не подозревающих родных и как, наконец, па глазах у товарищей снимают пионерские галстуки. И каждый чувствовал, что он не в силах вынести всё это. И каждого вместе с тем мороз подирал по коже, как только он начинал думать о лейтенанте, который мог умереть мучительной смертью из-за их малодушия. — У него, может, дети есть, — медленно проговорил Гриша. Олег немного помолчал, потом сказал решительным тоном: — До приезда папы из отпуска ничего не будем делать. Послезавтра папа приедет, я его встречу как следует, а потом пойдём и заявим. Гриша не ответил. Олег помолчал ещё немного и вдруг быстро поднялся: — Нет, не могу! Лучше сразу, чем ещё два дня мучиться! Идём! Гриша не шевелился. Он сидел на ступеньках, опустив голову, и молчал. — Ну, пошли! Решили, так уж решили, — сказал Олег. — Куда пошли? — не подымая головы, проворчал Гриша. — Ну, в милицию, в третье отделение. Пойдём, расскажем всё, а там они уж сами найдут того лейтенанта и предупредят. Пошли! Но Гриша и на этот раз не шевельнулся. — А мне чего ходить? Твоя собака, ты и иди. — Ах так? Ну и пожалуйста!.. Как хочешь! — Олег всхлипнул. — Сам подбил меня, чтобы натравить, а теперь в кусты… Как хочешь. Пожалуйста!.. И Олег, вытянувшись в струнку, слегка подрагивая узкими плечами, не оглядываясь, пошёл по тротуару. Тут только Гриша поднял голову и стал смотреть вслед удаляющемуся товарищу. Через минуту он вскочил и догнал дрессировщика. — Ладно, пошли, — глухим от волнения голосом сказал Гриша. Ребята вошли в подъезд и очутились в длинном коридоре с рядами закрытых дверей. Только первая дверь справа была открыта. Она вела в комнату, разделённую деревянным барьером на две части. В первой половине комнаты никого не было, если не считать милиционера, стоявшего у двери. За барьером у стола стоял маленький толстый лейтенант с красным лицом и что-то сердито кричал в телефонную трубку. За другим столом, в дальнем углу, сидел ещё один работник в милицейской форме. — Вам чего тут нужно? — строго спросил милиционер, стоявший у двери, как только ребята сунулись в комнату. — Нам? Нам… начальника… — пролепетал Олег. — Какого начальника? Дежурного? По какому вопросу? — Нам по вопросу… нам заявить нужно, по очень важному… — Дежурный занят. Посидите здесь, — сказал милиционер, пропуская ребят в комнату, и передразнил с усмешкой — «Заявить»! Ассистент с дрессировщиком сели на стоявшую у стены скамью с высокой спинкой и положили на колени портфели, а на портфели руки. Лица ребят стали серыми от страха, потому что толстый лейтенант, побагровев, сверкая маленькими глазками, кричал в телефон, с каждой секундой всё больше распаляясь: — А я из-за вас получать взыскания не намерен, товарищ Фролов! Понятно вам, не намерен! Я лучше сам на вас взыскание наложу. Письмо получено. Да, да, получено, товарищ Фролов. — Лейтенант взял со стола какой-то зелёный конверт, потряс им в воздухе над головой и с размаху бросил на стол. — И вы, товарищ Фролов, пожалуйста, маленького из себя не стройте! Тут Гриша почувствовал, как Олег толкнул его в бок, и услышал его взволнованный шёпот: — Дураки мы! Пойдём скорее! Ведь письмо написать можно. Напишем письмо — и всё! Ребята поднялись. — Всё! Кончены разговоры! Всё! — яростно прокричал толстый дежурный, бросив трубку на рычаг, и повернулся к мальчикам: — Так! Слушаю вас! Мальчики с глупым видом посмотрели друг на друга и ничего не ответили. — Ну! Что вам угодно? — повысил голос дежурный. — Нам… Мы… Нам ничего… Мы просто так… — пробормотал Олег. — Как это «просто так»? Что вам здесь, место для прогулок? — Мы… Пойдём, Уточкин, — быстро сказал Олег. Мальчики бросились было к выходу, но тут же застыли на месте, в ужасе приоткрыв рты и вытаращив глаза. В дверях, высокий, подтянутый, стоял тот самый лейтенант, из-за которого они сюда пришли. Грише казалось, что прошли целые часы, прежде чем Олег выдавил сдавленным голоском: — Здравствуйте, товарищ лейтенант. — Здравия желаю! — ответил лейтенант, напряжённо вглядываясь в мальчишек. И вдруг дрессировщик и ассистент, словно подхваченные волной отчаяния, заговорили одновременно, заговорили громко, быстро, перебивая друг друга: — Товарищ лейтенант, вы… вы нас простите, это мы на вас тогда собаку… — Ага… Нечаянно… Мы вам только показать… — Мы её дрессировали для охранно-сторожевой службы… — Он поводок нечаянно упустил… И она вырвалась. — Мы отрабатывали с ней команду «фасс», и мы хотели потом пойти в питомник и показать, как мы её дрессируем. — Вам теперь прививки надо делать… — И мы хотели попросить, чтобы нам дали настоящую овчарку на воспитание… и… — Потому она, может быть… бешеная. Нам тоже делают прививки. По мере того, как дрессировщик с ассистентом, повторяясь и путаясь, оправдывались перед милиционером, лицо лейтенанта становилось всё жёстче и сердитее. — Ясно! Хватит! — вдруг прикрикнул он и, сунув руки в карманы брюк, большими шагами стал ходить по комнате. Ребята умолкли. — А, ч-ч-чёрт! — через минуту проговорил высокий лейтенант. Дежурный сидел, низко склонив голову над столом, и Гриша заметил, что он покусывает губы, чтобы не рассмеяться. Милиционер, сидевший в углу, закрыл лицо растопыренными пальцами правой руки, и плечи у него дрожали. Милиционер, стоявший у двери, тоже с трудом сдерживал улыбку. — А, ч-ч-чёрт! — повторил высокий лейтенант и вдруг, вынув руки из карманов, сжав кулаки, остановился перед мальчишками. — Да вы… да я вам сейчас… да я… — выкрикнул он громко и, так и не договорив, снова принялся шагать по комнате. — Это которая тебе брюки на коленке порвала? — спросил дежурный, всё ещё глядя в стол. Лейтенант не ответил. Тогда дежурный поднял голову и обратился к Грише: — Так! Давай адрес. — Кузнецов переулок, дом три, квартира восемь, — тихо ответил тот. Дежурный записал на четвертушке бумаги адрес и посмотрел на Олега: — Твой? — Проезд Короленко, пятнадцать, квартира один. — Так! Идите! Мальчики направились к двери, но через два шага Олег остановился и обернулся к дежурному: — Скажите, пожалуйста, а что нам теперь будет? — Там увидим. Идите, пока целы. Пропуская ребят в дверях, милиционер легонько щёлкнул Гришу по макушке. …Одиннадцать дней Гриша ждал, что его родителей вызовут в милицию. На двенадцатый день, когда он был в школе, раздался звонок. Бабушка открыла дверь и увидела стройного лейтенанта в милицейской форме. — Виноват! Здесь живёт Гриша Уточкин? — Зде-е-есь, — протянула бабушка упавшим голосом. — Дома он? — Не-е-ту… В школе… — Разрешите войти? Бабушка посторонилась, пропуская лейтенанта в переднюю, и тут только заметила, что лейтенант ведёт на поводке щенка-овчарку с острой мордой, торчащими ушами и высокими толстыми лапами. — Вот, передайте ему, пожалуйста, — сказал лейтенант, вкладывая конец поводка в руку бабушке. — На ошейнике монограммка есть. И скажите, что привет им обоим от лейтенанта Самойленко. Лейтенант приложил руку к козырьку и удалился. Бабушка выпустила из рук поводок и долго стояла, уперев руки в бока, глядя на щенка, который расхаживал по передней, потягивая носом. Потом бабушка сходила в комнату, надела очки и, вернувшись в переднюю, присела на корточки и зачмокала губами: — Ну-ка, ты! Как тебя?.. Поди сюда! Щенок подошёл к ней, виляя хвостом и улыбаясь. Придерживая его за спинку, бабушка нашла на ошейнике металлическую пластинку. На ней было выгравировано: «Грише Уточкину и Олегу Вершинину от работников 3-го отделения милиции». — Ишь ты!.. — прошептала бабушка.