Шрифт:
– Эй, Фома! – окликнули его ученики. – Ты все еще не хочешь пойти с нами? Сейчас ты увидишь чудо и уверуешь.
– Сначала увижу, – ответил Фома. – Увижу и потрогаю.
– Что ж ты потрогаешь, премудрый торгаш?
– Правду.
– Да разве у правды есть тело? Что еще за чушь ты несешь, баламут?
– Если у нее нет тела, зачем мне она? – посмеиваясь, сказал Фома. – Я должен потрогать ее. Не верю ни глазам, ни ушам, одним только рукам верю.
Они поднялись в верхнюю часть селения и вошли в приветливый, выбеленный известью домик.
Девочка лет двенадцати лежала на белом ложе, широко раскрыв большие зеленые глаза. При виде отца лицо ее просияло. Душа ее стремительно рванулась, пытаясь поднять парализованное тело, но это оказалось ей не по силам и радость на лице угасла. Иисус склонился над девочкой, взял ее за руку. Вся его сила собралась в ладонь. Вся его сила, любовь и милосердие. Он молчал, устремив взгляд в зеленые глаза, и чувствовал, как его душа порывисто устремляется через кончики пальцев в тело девочки. А та жадно смотрела на него, чуть приоткрыв рот, и улыбалась.
В комнату, ступая на цыпочках, вошли ученики, и среди них тут как тут и Фома с коробом товара за спиной и трубой за поясом. Крестьяне собрались вокруг домика в саду и на узкой улочке и ждали, затаив дыхание. Прислонившись к стене, центурион смотрел на дочь, стараясь скрыть охватившее его волнение.
Мало-помалу на щеках девочки стал проступать румянец, грудь ее поднялась, приятное щекочущее ощущение прошло от руки к сердцу и от сердца к стопам. Все внутри нее трепетало и вздрагивало, словно листва тополя над дуновением легкого ветерка. Иисус чувствовал, как рука девочки трепещет, словно сердце, и оживает в его ладони. И тогда он открыл уста и ласково велел:
– Встань, девочка!
Девочка слабо задвигалась, как если бы тело ее возвращалось из состояния оцепенения, потянулась, словно пробуждаясь ото сна, уперлась руками о ложе, подняла тело и одним прыжком очутилась в объятиях отца. Фома выпучил раскосые глаза, протянул руку и прикоснулся к девочке, словно и вправду желая убедиться, что она настоящая. Ученики перепугались от неожиданности, а среди собравшегося вокруг народа прошел неясный гул и тут же все испуганно умолкли. Было слышно только свежий смех девочки, обнимавшей и целовавшей отца.
Иуда подошел к Учителю. На лице его были раздражение и злость.
– Тратишь свою силу на неверных? Творишь добро врагам нашим? Может быть, это и есть конец света, который ты несешь нам? Это и есть огонь?
Но Иисус пребывал очень далеко, витал в непроглядных облаках, и не слышал его. Увидав, как девочка вскочила с ложа, он сам испугался больше, чем кто-либо другой. Ученики пустились в пляс вокруг него, не в силах сдержать нахлынувшую на них радость. Как хорошо сделали они, бросив все и последовав за ним, – он истинный пророк, творящий чудеса! А Фома мысленно взвешивал, положив на одну чашу весов свой товар, на другую – Царство Небесное. Некоторое время чаши покачивались, затем остановились: перевесила чаша с Царством Небесным. Это занятие сулило выгоду: здесь на пятаке можно заработать тысячу, – стало быть, вперед, во имя Бога! Фома подошел к Учителю и сказал:
– Учитель, ради твоего драгоценного расположения я раздам свой товар бедноте: не забудь про то, пожалуйста, в день, когда наступит Царство Небесное. Я жертвую всем и иду за тобой. Сегодня я увидел правду и потрогал ее.
Но Иисус все еще пребывал очень далеко: он слышал, но не отвечал.
– Оставлю только трубу, – продолжал старый коробейник. – Буду трубить, созывая народ; итак, займемся торговлей нового, вечного товара – благодати!
Центурион подошел к Иисусу, держа дочь в объятиях, и сказал:
– Ты воскресил мою дочь, человече Божий. Как отблагодарить тебя?
– Я освободил твою дочь от оков Сатаны, освободи же и ты, центурион, трех повстанцев от оков Рима, – сказал Иисус.
Руф покачал головой и вздохнул:
– Не могу, – с сожалением сказал он. – Правда не могу. Я дал присягу римскому императору, как и ты дал присягу Богу, которого ты почитаешь, – разве мы можем нарушить ее? Требуй другой награды. Послезавтра я отправляюсь в Иерусалим и желаю отблагодарить тебя до отъезда.
– Наступит день, когда мы еще встретимся в трудный час в святом Иерусалиме, центурион. Тогда я и потребую награды. Потерпи дотоле, – ответил Иисус.
Он положил руку на белокурые волосы девочки и долго держал ее так. Закрыв глаза, он ощущал, как тепла головка, как мягки волосы, какое наслаждение есть женщина.
– Дитя мое, – сказал он наконец, открыв глаза. – Скажу тебе нечто, о чем ты никогда не должна забывать: возьми отца своего за руку и выведи его на путь истинный.
– А что есть путь истинный, человече Божий? – спросила девочка.