Раввин скорчился на полу, в голове у него трещало. В чем здесь смысл? Холодный пот катился по его морщинистому лицу. Он то искоса поглядывал на сидевшего рядом бледного юношу, то, прикрыв глаза и разинув рот, прислушивался к змеям во дворе. В чем здесь смысл?

Давным-давно его старец, великий заклинатель Иосафат, бывший настоятелем в те дни, когда раввин стал монахом этой же обители, обучил его языку птиц. Почтенный раввин понимал, что говорят ласточки, голуби, орлы. Иосафат намеревался обучить его и языку змей, но не успел: он умер и унес тайну с собой в могилу… Несомненно, что сегодня вечером змеи несут какую-то весть. Что это за весть?

Он снова скорчился, сжал трещавшую голову и долго раскачивался со стоном, чувствуя, как белые и черные молнии рассекают его разум. В чем здесь смысл? Что это за весть?

Вдруг раввин закричал, встал с пола, взял настоятельский посох и оперся о него.

– Иисусе, – сказал он тихо. – Иисусе, что у тебя в сердце?

Юноша не слышал. Безмолвная радость охватила его. Сегодня вечером, когда он за столько лет решился исповедаться и заговорить, то впервые сумел разглядеть одну за другой тех змей, которые шипели в потемках его сердца, сумел дать имя каждой из них, а едва назвав их по имени, ощутил, что змеи вышли из его нутра и шипели уже снаружи, и почувствовал облегчение.

– Иисусе, что у тебя в сердце? – снова спросил старец. – Ему легче? Он наклонился и взял юношу за руку.

– Иди сюда, – нежно позвал раввин, приставив палец к губам.

Держа юношу за руку, раввин открыл дверь, и они перешагнули через порог. Вытянувшиеся во всю длину и сцепившиеся друг с другом, упираясь о землю только хвостом, змеи поднялись и теперь плясами всем скопом в раскаленном вихре песка, следуя за дуновением Божьим, время от времени останавливаясь и замирая, выбившись из сил.

При виде змей Сын Марии отпрянул в испуге, но раввин сжал его руку и, вытянув посох, коснулся им змеиного клубка.

– Вот они, – тихо сказал раввин, глядя с улыбкой на юношу. – Они ушли.

– Ушли? – в недоумении повторил юноша. – Ушли? Откуда?

– Разве ты не почувствовал, что на сердце у тебя стало легче? Они ушли из сердца твоего. Широко раскрыв глаза, Сын Марии смотрел то на улыбавшегося раввина, то на танцующих змей, которые двигались теперь все вместе, направляясь к пересохшему колодцу. Он положил руку на грудь и почувствовал, что сердце его бьется сильно и радостно.

– Давай вернемся, – сказал старик, снова беря его за руку. Они вошли внутрь, и раввин закрыл дверь.

– Слава Тебе, Господи, – взволнованно произнес раввин, с необычайным волнением глядя на Сына Марии.

«Это чудо, – подумал он. – Вся жизнь этого юноши, стоящего передо мной, полна чудес…»

Раввину хотелось то простереть над ним руки и благословить его, то склониться и поцеловать ему ноги… Но он совладал с собой. Сколько раз Бог уже смеялся над ним! Сколько раз уже, слушая пророков, которые в последнее время спускались с горных склонов или приходили из пустыни, говорил он: «Это Мессия! Это он!» Но Бог смеялся над ним, и сердце раввина, готовое уж было расцвесть, так и оставалось древом, чуждым цветению. Поэтому он совладал с собой.

«Прежде я должен испытать его, – подумал раввин. – Это были змеи, пожиравшие его. Они ушли, и он очистился. Теперь он может подняться и заговорить перед людьми. Тогда и посмотрим».

Дверь открылась, и вошел архонтарь Иеровбам со скудным ужином для двух гостей – ячменным хлебом, маслинами и молоком.

– Сегодня я постелил тебе циновку в другой келье. У тебя будет сосед, – сказал он, обращаясь к юноше.

Однако мысли обоих гостей витали далеко, они не слышали. Из глубины пересохшего колодца снова донеслось шипение уже выдохшихся змей.

– Свадьбу справляют, – хихикнул монах. – Дует ветер Божий, а они – чтоб им пусто было! – не боятся, свадьбу справляют!

Он посмотрел на старика и прищурил глаз. Но тот уже макал хлеб в молоко и жевал, чтобы набраться сил, чтобы хлеб, маслины и молоко питали его разум и он мог говорить с Сыном Марии. Горбун подмигивал то одному, то другому, но затем ему это надоело и он ушел.

Теперь они сидели, скрестив ноги, друг против друга и молча ели. Свет в келье потускнел. Скамьи, место настоятеля, аналой со все еще раскрытой на нем книгой пророка Даниила светились в темноте мягким светом. Запах душистого ладана все еще стоял в келье. Ветер снаружи утих.

– Ветер унялся, – сказал раввин. – Бог миновал.

Юноша не ответил. «Они ушли, ушли, – подумал он. – Змеи покинули меня… Не этого ли хотел Бог? Не для того ли привел Он меня в пустыню, чтобы я исцелился? Бог подул, змеи услышали Его, покинули мое сердце и ушли… Слава Тебе, Господи!»

Раввин окончил еду, воздел руки, поблагодарил Бога и повернулся к своему товарищу.

– Иисусе, – сказал он. – Где витают мысли твои? Я – раввин из Назарета, слышишь?

– Я слушаю тебя, дядя Симеон, – сказал юноша, вздрогнув, словно возвратившись откуда-то издалека.