– Устроим ей достойный прием, ребята! – воскликнул Филипп, облизывая свои обвислые козлиные губы. – Ее одной недостает для Рая – Евы, мы о ней совсем позабыли! Добро пожаловать к нам!

– Вода не перестает вращать жернова этой благословенной даже в субботу! – сказал добряк Нафанаил, пряча под усами лукавую усмешку.

Ему вспомнилось, как однажды вечером накануне субботы он искупался, побрился, надел чистые одежды и пришло ему после купели Искушение, взяло его за руку и отправились они в Магдалу. Отправились они в Магдалу, прямо к дому Магдалины – будь она благословенна! Была зима, мельница ее стояла без работы, и только Нафанаил один-одинешенек продолжал молоть в продолжение всей субботы… Нафанаил довольно усмехнулся. Говорят, что это великий грех. Да, конечно, это великий грех, но Бог – на Него наши упования – Бог прощает. Тихий, бедный и удрученный Нафанаил всю свою жизнь просидел бобылем у прилавка на углу сельской улицы, мастеря башмаки для поселян и грубые сандалии для чабанов… Разве это была жизнь? И потому он тоже как-то раз гульнул, один только раз в своей жизни он тоже порадовался, как следует, человеческой радостью, хоть это и было в субботу, но Бог, как было уже сказано, понимает эти вещи и прощает…

Однако почтенный Зеведей только насупился.

– Бездельники! – пробрюзжал он. – И шагу не ступят, чтобы не разинуть рта: то пророки, то блудницы, то плачущие матери, то Вараввы – надоело все это!

Он повернулся к давильщикам:

– За работу, молодцы! Давите виноград!

Между тем почтенная Саломея и Мария, жена Иосифа, услыхав новость, переглянулись и сразу же молча кивнули друг другу. Иуда отложил молот, вышел за ворота и облокотился о косяк. Он все слышал, все запечатлел в памяти и, проходя мимо почтенного Зеведея, злобно глянул на него.

Он стоял у ворот и слушал. До него долетали голоса, он увидел, как в клубах пыли бегут мужчины, услышал пронзительный женский визг: «Хватайте ее! Хватайте! – и не успели трое мужчин соскочить с давильни, а старый скряга слезть с помоста, как Магдалина, тяжело дыша, в изодранной одежде, вбежала во двор и бросилась в ноги почтенной Саломее.

– Помоги, госпожа, помоги, они близко! – умоляюще воскликнула она.

Почтенной Саломее стало жаль грешницу, она встала, закрыла окно и повернулась к Иоанну.

– Запри дверь на засов, сынок, – сказала Саломея, а затем обратилась к Магдалине: – Пригнись, чтобы тебя не заметили!

Мария, жена Иосифа, наклонив голову, смотрела на эту заблудшую с состраданием и ужасом. Только честным женщинам дано знать, сколь горестно и тяжко соблюсти честь, и потому Марии было жаль ее. Но в то же время это грешное тело предстало пред ее взором косматым, мрачным, опасным зверем. Когда ее сыну было двадцать лет, этот зверь чуть было не утащил его, но тому удалось спастись… «Спасся от женщины, – подумала Мария и вздохнула. – Спасся от женщины, но от Бога спастись не сумел…»

Почтенная Саломея положила руку на пылающую голову Магдалины.

– Почему ты плачешь, дитя? – участливо спросила она.

– Не хочу умирать, – ответила Магдалина. – Жизнь прекрасна, не хочу!

Мария, жена Иосифа, протянула руку и прикоснулась к Магдалине, уже не боясь ее и не испытывая отвращения.

– Не бойся, Мария, Бог тебя хранит, ты не умрешь.

– Откуда ты знаешь, тетя Мария? – спросила Магдалина, и глаза ее заблестели.

– Бог даст тебе время – время для покаяния, Магдалина, – уверенно ответила мать Иисуса.

Три женщины беседовали, и горе все более объединяло их, но тут от виноградников послышались голоса: «Идут! Идут! Вот они!» – и в тот же миг, когда почтенный Зеведей слез с помоста, в воротах показались разъяренные верзилы, и Варавва с яростным рычанием вошел во двор.

– Эй, почтенный Зеведей! – закричал он. – Мы зайдем к тебе с твоего позволения или даже без такового. Во имя Бога Израиля!

И не успел старый хозяин и рта раскрыть, как Варавва одним ударом вышиб дверь в дом и схватил Магдалину за косы.

– Вон! Вон, блудница! – орал он, таща Магдалину по двору.

Вошедшие во двор крестьяне из других селений подхватили ее под руки, с гиканьем и хохотом понесли к канаве подле озера и швырнули туда, а затем вокруг собралась толпа мужчин и женщин, подолы которых были полны камней.

Тем временем почтенная Саломея поднялась с кушетки и, несмотря на мучительную боль, выбралась во двор и напустилась на мужа.

– Постыдись, почтенный Зеведей! – кричала Саломея. – Ты позволил смутьянам войти в твой дом и вырвать у тебя из рук женщину, умолявшую о милосердии.

Затем она повернулась к своему сыну Иакову, в нерешительности стоявшему посреди двора.

– И ты тоже пошел по стопам отца?! Стыдись! Хоть ты вел бы себя более достойно! И для тебя мошна стала превыше Бога? Беги скорее и защити женщину, которую все село собралось убить безо всякого зазрения совести!

– Иду, матушка, успокойся, – ответил сын, не боявшийся никого на свете, кроме собственной матери.

Всякий раз, когда она гневно набрасывалась на него, ужас овладевал Иаковом: казалось, что этот яростный и суровый голос принадлежал не матери, но был огрубевшим в пустыне гласом непреклонного племени Израилева.