– Я сжалилась над тобой, Сыне Марии. Ты закричал: «Не хочу оставаться один. Помогите!» – я сжалилась над тобой и пришла. Чего ты желаешь от меня?

– Я не желаю тебя. Не тебя я звал. Кто ты?

– Твоя душа.

– Моя душа?! – Иисус в ужасе закрыл глаза.

– Твоя душа. Тебе страшно оставаться одному. Того же боялся некогда и твой прапрадед Адам. «Помогите!» – воскликнул он, плоть и душа его сжались, и из бедра его вышла женщина, чтобы разделить его одиночество…

– Нет! Я не хочу! Я помню яблоко, которое ты дала вкусить Адаму, и ангела с мечом!

– Ты помнишь, и потому страдаешь, кричишь и не можешь отыскать свой путь – я укажу тебе его. Дай руку, не оглядывайся, оставь воспоминания. Посмотри, как вздымается моя грудь, – следуй за мной, муж мой! Она безошибочно поведет тебя по пути истинному.

– И меня ты тоже поведешь ко сладостному греху, а затем – в ад. Я не пойду, путь мой иной.

Раздался издевательский хохот, и показались острые, ядовитые зубы:

– Ты хочешь следовать за Богом – за орлом, червь? Ты, Сын Плотника, вознамерился взвалить на себя прегрешения целого народа? Разве тебе недостаточно собственных прегрешений? Да как ты мог набраться наглости думать, будто твой долг – спасти людей?!

«Она права… Она права… – подумал, содрогаясь, пустынник. – Что за наглость желать спасти людей!»

– Открою тебе некую тайну, любезный Сыне Марии… Голос змеи стал ласковым, а глаза ее – игривыми. Словно вода, соскользнувшая с камня и текущая, переливаясь тысячами оттенков, приблизилась она к ногам пустынника, затем поднялась и свернулась у него на колене, рывком обвила его бедра, стан, грудь, опустилась на плечо, и пустынник невольно склонил голову, чтобы слушать ее. Змея лизнула языком ухо Иисуса, и послышался необычайно соблазнительный голос, доносившийся откуда-то совсем издали, – может быть, из Галилеи, с окрестностей Геннисаретского озера:

– Магдалину… Магдалину… Магдалину…

– Что? – встрепенулся Иисус. – Что – Магдалину?

– …Спаси! – теперь уже повелительно прошипела змея. – Не Землю – Землю оставь в покое – спаси ее, Магдалину!

Иисус тряхнул головой, чтобы прогнать змею, но та взметнулась и стала играть языком у него в ухе, говоря:

– Прекрасно и свежо ее многоопытное тело, многие народы обладали им, но Бог предопределил его для тебя еще в годы твоего детства – возьми же его! Бог сотворил мужчину и женщину с таким расчетом, чтобы они подходили друг к другу, как ключ и замочная скважина. Отомкни же ее. Там, внутри нее, сидят, сбившись в кучу от холода, твои дети и ждут твоего дуновения, чтобы согреться, встать и выйти к солнечным лучам… Слышишь? Подними глаза, кивни мне. Только кивни мне, дорогой, и в тот же миг я принесу тебе твою жену на освежающем ложе.

– Мою жену?!

– Твою жену. «Как это Я, – говорит Бог, – взял в жены блудницу Иерусалим? Целые народы владели ею, но Я взял ее в жены, дабы спасти». Как это пророк Осия взял в жены блудницу Гомерь, дочь Дивлаима? Равным образом и тебе Бог велит спать и рожать детей с женою твоей Марией Магдалиной, дабы спасти ее.

Теперь змея устроилась у него на груди – жесткая, прохладная, округлая, она медленно ползла, извиваясь, по груди Иисуса и обволакивала его, а он побледнел, закрыл глаза и видел, как крепкое, со стройными бедрами тело Магдалины, покачиваясь, прохаживается по берегу Геннисаретского озера, как она смотрит в сторону реки Иордан и вздыхает. Она простирала к нему руки, а в лоне ее теснилось множество его детей. Достаточно было всего лишь глазом повести, всего лишь кивнуть, и сразу же – о, что за счастье! – как бы изменилась, сколь сладостной и человечной стала бы его жизнь! Это и есть его путь, это! Возвратиться бы в Назарет, в материнский дом, помириться с братьями. Все это было безумием юности – спасти людей, умереть за людей, все это было безумием, но – благословенна да будет Магдалина! – он исцелился, возвратился в свою мастерскую, занялся прежним, любимым делом – снова мастерил колыбели, корыта, плуги, имел детей, стал человеком. Хозяином. Сельчане уважали его и приподнимались с мест, когда он проходил мимо. Всю неделю он работал, по субботам ходил в синагогу, в опрятной одежде из льна и шелка, сотканной его женой Магдалиной, с дорогим платком поверх головы и золотым обручальным перстнем на пальце, а молитвенная скамья его стояла рядом со скамьями сельских старейшин, и на этой скамье он слушал умиротворенно и безучастно, как распаленные полудурочные фарисеи и книжники, потея и вытирая пот, толкуют Священные Писания… Он смотрел на них участливо и пряча усмешку в усах, потому как эти богоначитанные исчезнут бесследно, тогда как он спокойно и безошибочно толкует Святые Писания тем, что женился, производит на свет детей и мастерит колыбели, корыта, плуги…

Он открыл глаза и увидел пустыню. И когда только успел миновать день? Солнце снова клонилось к закату. Прохладная змея ожидала, прильнув к его груди. Она спокойно, обворожительно, жалобно шипела, нежная колыбельная лилась в вечернем воздухе, и вся пустыня покачивалась, убаюкивая его, словно мать.

– Я жду… Жду… – соблазнительно прошипела змея. – Уже наступила ночь, мне холодно. Решайся же. Только кивни, и распахнутся врата, которые пропустят тебя в Рай… Решайся, дорогой, Магдалина ожидает…

У пустынника занемела поясница. Он уж было открыл рот, чтобы сказать «да», но почувствовал на себе чей-то взгляд. Он испуганно поднял голову и увидел в воздухе только пару глаз, пару глубоких черных глаз и пару белоснежных бровей, которые поднимались и кричали ему: «Нет! Нет! Нет!» Сердце Иисуса сжалось, он снова умоляюще глянул туда, желая крикнуть: «Оставь меня! Отпусти меня на волю! Не гневайся!» Но глаза уже наполнились гневом, брови угрожающе то поднимались, то опускались.

– Нет! Нет! Нет! – закричал тогда Иисус, и две крупные слезы скатились с глаз его.

Змея тут же соскользнула с тела, изогнулась и разорвалась с глухим треском. Воздух наполнился смрадом.

Иисус упал лицом долу, песок набился ему в рот, в нос, в глаза. Он не думал больше ни о чем, забыл про голод и жажду и рыдал. Рыдал так, будто умерли его жена и все его дети и вся жизнь его оказалась ни к чему.

– Господи, Господи, – шептал он, грызя песок. – Отче, неужели Тебе чуждо милосердие? Да свершится воля Твоя! Сколько раз уже говорил я это и сколько раз скажу еще! Всю свою жизнь я буду биться в судорогах, сопротивляться и твердить: «Да свершится воля Твоя!»