Впрочем, такие перстни редко надевали на пальцы и никогда не показывали посторонним. Обычно их носили на шее, как нательный крест – под исподней рубахой, на прочном гайтане.

Рыцарь не стал долго томить патера. Шагнув вперед, – с таким расчетом, чтобы его товарищ не видел тайного знака, который он изобразил на пальцах для Алоизия – рыцарь негромко произнес условленную фразу:

– Gloria virtutis umbra [15] .

– Fortuna favet fortibus [16] , – так же тихо, едва шевеля губами, ответил патер Алоизий.

Грубовато отесанное лицо рыцаря смягчилось и потеряло хищную настороженность. Он с удовлетворением кивнул и представился:

– Меня зовут Дагоберт. А это брат Теофраст. Мы просим оказать нам гостеприимство.

При этом рыцарь оглянулся и выразительно посмотрел на дверь кельи. Патер многозначительно пищурил глаза, согласно кивнул и ответил:

– Для нашей скромной обители это большая честь…

И рыцарь, и патер знали, что в монастырях и стены имеют уши. У святой инквизиции длинные руки…

Алоизий позвал эконома, и тот, выслушав приказ патера, поспешил на кухню, чтобы распорядиться на предмет обеда для гостей. Дабы не смущать рыцаря и его товарища теснотой и спартанской простотой кельи, патер Алоизий пригласил их пройти в трапезную. Собственно говоря, столовая для монахов была в другом крыле здания. Туда отвели кнехтов [17] , сопровождавших рыцаря и алхимика. А помещение, куда привел патер своих гостей, предназначалось для приема высокопоставленных особ. Но высокие гости не горели желанием отправиться к черту на кулички, чтобы посмотреть, как живет монастырская братия. Тем более, что в окрестных лесах было неспокойно. Конечно, разбойничьим шайкам хорошо укрепленный монастырь был не по зубам, но обозы с немногочисленной охраной иногда не попадали в пункт назначения.

– Как вы добрались? – исполняя долг вежливости, спросил патер, когда гости уселись за стол, и им было предложено вино.

– На нас устроили засаду, – меланхолично ответил Ротгер, с удовольствием прихлебывая густой и ароматное и густое монастырское вино. – Давно я так не веселился…

– А у меня душа в пятки ушла, – весело скаля крепкие зубы, подключился к разговору Теофраст.
– Думал, что нам конец.

– И тем не менее, твоя сабля жажду крови утолила, – благожелательно улыбнувшись, сказал Ротгер.

– Все получилось случайно, брат Ротгер. Он сам на нее наткнулся.

– Притом два раза. Но не это главное. Брат Теофраст спас нам жизни.

– Позвольте полюбопытствовать – каким образом? – спросил заинтересованный патер.

– Он предупредил нас о засаде. Это было чудо. Как он сумел разглядеть разбойников на расстоянии, за деревьями, мне непонятно. И не только рассмотрел, но и почти точно сосчитал их численность.

– Чудеса случаются значительно реже, чем нам хотелось бы, – ответил Теофраст. – Мне помогла наука. И наблюдательность. Сие качество для ученого – один из главных столпов, на котором держится его мир.

– Жаль, что тебе не пришлось драться вместе с нами в битве при Гельмеде [18] , – проворчал рыцарь и потрогал шрам, изуродовавший его лицо.

– Это почему? – спросил алхимик.

– Тогда ты предупредил бы великого магистра ордена, что русские держат наготове засадный полк. И нам не пришлось бы сначала спасаться в болотах, а затем есть ужей и лягушек, чтобы не помереть с голоду и выбраться к своим.

– В те времена я был еще ребенком, – сказал Теофраст. – Увы…

– А я служил оруженосцем у комтура [19] , и было мне… – Ротгер на миг задумался. – Сколько же мне было? Сосчитаем… Да, точно – пятнадцать лет.

Туманный намек Теофраста на науку, которая помогла ему вычислить место засады, патер не понял и хотел продолжить расспросы, но тут появился эконом и два монаха, которые сноровисто сервировали стол и добавили свечей – уже начало темнеть. Быстро ополоснув руки и лицо от дорожной пыли и еще быстрее пробормотав слова молитвы, Ротгер и Теофраст с жадностью набросились на яства, запивая их поистине богатырскими порциями молодого виноградного вина. (Вино – пять бочек – доставили с оказией, которой оказался брат Бенедикт).

Кроме вина, обоз доставил в монастырь свечи, порох, пять кулеврин [20] , два десятка кремневых ружей, а также свинец и формы для отливки пуль. Теперь монахи два раза в неделю упражнялись в стрельбе, радуя Алоизия и сильно раздражая приора – он был немолод, часто болел, а потому не любил шума, который мешал ему отдыхать и молиться. Но монастырь являлся форпостом католицизма во враждебном окружении схизматов, и монахи были обязаны защищать свою веру не только словом, но и оружием. В ответ на недовольство приора патер напоминал ему эту прописную истину, и старец, сокрушенно вздыхая, соглашался с его доводами.