Мигель продолжал беседу с торговцем сахаром после закрытия биржи. Они заняли столик и были готовы говорить часами, потребляя при этом напитки с голландской энергичностью. Торговец сахаром был одним из добродушных голландских коммерсантов, видевших в евреях, с их странными обычаями и верой, восхитительную загадку. Влойенбург был полон таких людей, которые приходили, чтобы изучать древнееврейский язык или иудейскую теологию, отчасти потому, что это помогало им лучше понять их собственную религию, но также и потому, что голландцев странным образом влекли к себе иноземцы. Строгий запрет маамада вести споры с иноверцами на религиозные темы делал Мигеля только еще более неотразимым, и голландец заказывал кружку за кружкой с явным намерением сломить оборону Мигеля. В конце концов он оставил попытки, объявив, что ему пора домой, если он не хочет навлечь на свою голову гнев жены.

Разгоряченному пивом Мигелю не хотелось возвращаться в одинокий дом, и он остался за столом, чтобы выпить еще и неспешно выкурить трубку хорошего табака. Вокруг него оживленно разговаривали, он слушал вполуха в надежде случайно вызнать что-нибудь полезное для себя. Вдруг он услышал нечто, выведшее его из оцепенения.

– …конец "Индийскому цветку", – сказал кто-то с пылом, характерным только для изрядно выпившего голландца. – Вынесли трюм подчистую, осталась кучка матросов без капли соображения, перепуганных до усрачки.

Мигель обернулся. У него были акции "Индийского цветка", собственно, довольно много акций. Борясь с опьянением, он пытался вспомнить, сколько именно им было вложено. Пятьсот гульденов? Семьсот? Не так много, чтобы погубить человека в его тогдашнем положении, но вполне достаточно, чтобы считать потери ощутимыми, особенно если учитывать, что ожидаемая прибыль уже была инвестирована.

– Что вы сказали? – спросил Мигель. – "Индийский цветок"?

Тут он увидел говорящего, седого мужчину средних лет, с лицом бывалого матроса. Его приятели принадлежали к более грубому типу голландцев, завсегдатаев таверн в районе доков.

– "Индийский цветок" захвачен пиратами, – сказал Мигелю старший. – Во всяком случае я слышал, что это были пираты. Все они на службе у испанской короны, вот что я вам скажу.

– Как вы это узнали? – спросил Мигель.

Он переплел пальцы, которые плохо его слушались из-за избытка выпитого, но голова уже начала проясняться.

– У меня есть приятель на "Триумфе пальмы", – объяснил мужчина, – которая сегодня днем вошла в док. Он мне и рассказал.

Сегодня днем. Значит, никто еще не знает. Он мог бы еще избежать ущерба.

– У вас личный интерес к этому кораблю? – спросил один из компаньонов пожилого мужчины. Он был моложе других, и море оставило на его лице меньший след.

– А если это так?

Он не собирался нападать. Они оба испытывали друг друга.

– Возможно, я могу оказать вам услугу, – сказал видавший виды торговец. – Завтра слух разойдется, и эти ваши акции сгодятся, только чтобы задницу подтирать. Но сегодня за них можно еще что-то выручить.

– Чуть больше, чем стоит то, чем подтирают задницу, – пояснил его приятель.

– Что за них можно получить сегодня?

Махинаторов Мигель распознавал сразу, но махинации были в крови, текущей по венам этого города, и только глупец отказался бы слушать.

– Если продадите за пятьдесят процентов, я готов избавить вас от обузы.

Мигель не хотел терять половину своих вложений, но терять все он не хотел еще больше. И все же что-то его настораживало.

– Если корабль разграблен, зачем вам эти акции?

– Я их продам, разумеется. Завтра, когда откроется биржа, я сбуду их за семьдесят пять или восемьдесят процентов. До того как слух дойдет до биржи, я от них избавлюсь.

– Тогда почему я сам не могу это сделать? – спросил Мигель. – Выручить восемьдесят процентов гораздо лучше, чем пятьдесят.

– Можете, – сказал мужчина. – Но где гарантия, что слух не опередит вас? Кроме того, вас знают на бирже, и если вы будете продавать – это нанесет вред вашей репутации. Я веду свои дела в Гааге, поэтому моя репутация здесь не пострадает.

Мигель задумался. Он не мог не принимать во внимание и моральную сторону вопроса. Продать акции этому человеку все равно что намеренно продать незнакомцу то, что не имеет никакой ценности. Разве не говорят мудрецы, что человек, укравший у другого хотя бы самую малость, так же грешен, как убийца? С другой стороны, любые инвестиции связаны с риском. Когда Мигель покупал акции, он не знал, что корабль будет захвачен пиратами, но раз тот был захвачен, может быть, так было и суждено. Конечно, Господь знал о судьбе корабля, но Мигелю и в голову не приходило, что Господь, слава Тебе, его обманул. Какая разница, если кто-то знает наперед?

Маклер почувствовал нерешительность Мигеля:

– Делай как хочешь, еврей. Я пробуду здесь еще час-другой. Если хочешь провернуть сделку, лучше поспешить.

Прежде чем Мигель успел ответить, он услышал новый голос:

– Поспешить так, чтобы этот человек не успел узнать правду.

Женщина говорила, словно актриса со сцены. Она стояла руки в боки, выпятив вперед внушительную грудь, вызывающе глядя на мужчин.

В черном с желтым платье она походила на пчелу, причем очень симпатичную, хотя и была немного старше женщин, которые обычно нравились Мигелю. Мигель не мог решить, кто перед ним – девица легкого поведения или мегера.