Шрифт:
– А если у меня нет десяти гульденов? – Он сложил руки на груди, не намереваясь уступать.
– Если у вас нет денег, сеньор, всякое может случиться. – Иоахим омерзительно улыбнулся.
"Отвага и экономность – достоинства, которые не всегда сочетаются друг с другом, – сказал себе Мигель, открывая кошелек, – и мудрый человек знает, когда следует подчиниться обстоятельствам. Даже Очаровательный Петер, вероятно, решил бы, что отплатит в другой раз". Однако Мигель не был уверен, сможет ли в данный момент его гордость побороть философию Петера.
Он подумал, не дать ли Иоахиму больше десяти гульденов. Вверенные ему Гертрудой средства значительно уменьшились. Какая разница, если они уменьшатся еще немного? Что, если заплатить Иоахиму сто гульденов или даже двести? Возможно, увидев деньги, Иоахим удовлетворится столь малым. Конечно, человек в его положении не откажется от ста гульденов.
Вероятно, разумный человек, которого когда-то знал Мигель, исчез, но вдруг деньги смогут воскресить его? Вдруг он как женщина из старой сказки, которой была нужна лишь волшебная туфелька или волшебное кольцо, чтобы к ней вернулась былая красота? Может быть, если дать Иоахиму возможность помыться, хороший обед, мягкую постель и надежду на будущее, он проснется?
– Если бы вы обратились ко мне как порядочный человек, – наконец сказал Мигель, – и скромно попросили денег, я бы помог вам. Но после ваших выходок у меня нет такого желания. Уходите. Если я увижу вас здесь опять, я вас побью до бесчувствия.
– Знаете, почему от меня так ужасно воняет? – спросил Иоахим громким и визгливым голосом. Не дожидаясь ответа, он полез в карман и достал кусок чего-то серого и скользкого.
Через несколько мгновений Мигель понял, что ему не почудилось: оно шевелится.
– Это кусок гнилой курятины. Я положил его в карман, чтобы оскорбить вас и ваших женщин. – Он засмеялся и бросил мясо на землю.
Мигель отпрянул.
– Вы не поверите, как быстро бедняк узнает, где можно купить червивое мясо и кислое молоко. Пустой желудок надо чем-то наполнить, хотя моей привередливой женушке не по душе тухлые продукты. Подойдите. – Иоахим шагнул вперед и протянул правую руку, скользкую от мяса. – Пожмем руки в знак нашей дружбы.
– Уходите. – Мигель не хотел показывать отвращения, но он ни за что не дотронется до его руки.
– Я уйду, когда захочу. Если вы не пожмете мою руку как человек чести, это меня оскорбит. А если меня оскорбить, я сделаю нечто, что нанесет вам непоправимый вред.
Мигель до боли стиснул зубы. У него не было сил гадать, когда этот сумасшедший Иоахим решит поведать о своих несчастьях перед маамадом. Но если дать глупцу деньги, это тоже не поможет. Он их пропьет и потребует еще. Мигелю следует не давать ему ничего и надеяться на лучшее.
– Уходите, – тихо сказал Мигель, – пока я не перестал сдерживать свой гнев.
Мигель отвернулся, не желая слышать ответа, но последние слова Иоахима звучали у него в ушах по дороге домой:
– А я только начал сдерживать свой гнев.
Войдя, Мигель хлопнул дверью так, что задрожал весь дом, а с ним и Ханна. Она сидела в гостиной и пила горячее вино. Аннетье пыталась привести ее в чувство – требовала, чтобы она успокоилась, хотя Ханна не проявляла никаких признаков беспокойства. Также Аннетье утверждала, что не хочет хлопать ее по щекам, но будет вынуждена.
Ханна знала, что он придет к ней. Придет и успокоит ее, попытается утешить и попросит молчать, как просила об этом вдова. Именно этого они от нее хотели, и вот уж что-что, а хранить молчание она, кажется, могла.
Через несколько секунд он вошел в комнату. Он грустно улыбнулся, стараясь казаться непринужденным. Его черный костюм был в беспорядке, будто после потасовки, а шляпа сидела криво. Кроме всего прочего его глаза покраснели, как будто он плакал, во что Ханна не могла поверить. Он знала, что иногда, когда он был очень рассержен, у него краснели глаза, словно в молоко просочилась кровь.
Мигель сурово посмотрел на Аннетье, молча велев ей выйти. Ханна с трудом сдерживала улыбку. Наконец кто-то отважился быть жестким со служанкой.
Но когда Аннетье встала, Мигель пошел вслед за ней. Ханна слышала, как в передней Мигель шептал ей что-то быстро по-голландски. Она не могла разобрать слов, но поняла, что он давал ей инструкции, что-то объяснял и просил, чтобы девушка повторила сказанное.
Мигель вернулся, сел в кресло напротив Ханны и пригнулся к ней поближе. Теперь он казался более опрятным. Вероятно, он привел в порядок одежду в передней или поправил шляпу перед зеркалом. Исчезнувшая жизнерадостная красота была восстановлена.