Саша похудел, хотя никогда не отличался лишним весом. Западный супершпион забился, как заморенный голодом ребенок, в угол кресла, достаточно большого, чтобы вместить троих таких задохликов.

– Это же природное явление, – настаивает Манди, надеясь, что голос не переполнен извиняющимися нотками. – Все накапливалось, как вода за дамбой. И едва Стена рухнула, процесс стал необратимым. Винить тут никого нельзя.

– Я виню их, спасибо тебе, Тедди. Коля, Рейгана, Тэтчер и твоего скользкого мистера Арнольда, который давал мне ложные обещания.

– Ничего такого он тебе не давал. Говорил правду, какой ее тогда видел.

– Учитывая его профессию, он должен был знать, что правда, какой он ее видел, на поверку всегда ложь.

Они вновь замолкают, в отличие от Рейна, который не замолкает никогда. Хотя на дворе ночь, мимо окон по реке нескончаемой чередой тянутся баржи, их тени гуляют по стенам, и кажется, что они проплывают по комнате. Натриевые лампы на фонарях, выстроившихся вдоль берега, освещают овальный потолок. Иной раз стены освещаются сверкающими, как рождественская елка, прогулочными корабликами. По прибытии Манди Саша подвел его к окну и прочитал небольшую лекцию: на том берегу реки, Тедди, ты видишь отель на вершине горы, в котором проживал ваш Невилл Чемберлен, когда отдавал Гитлеру половину Чехословакии. А в отеле, где мы сейчас находимся, посмею предположить, что в этих самых «люксах», наш дорогой фюрер согласился принять щедрый дар Чемберлена. Как бы фюреру хотелось находиться в этот вечер с нами, Тедди. Восточная Германия аннексирована, Великая Германия восстановлена, Красная угроза устранена. И завтра можно снова приступать к завоеванию мира.

– Мистер Арнольд просил тебе кое-что передать, – говорит Манди. – Ты готов слушать?

– Пожалуйста, выкладывай.

– В разумных пределах, все, что ты пожелаешь. Финансовая помощь, новые документы. Как я понимаю, ты в самом начале сказал им, что деньги тебе не нужны. Они не собираются ловить тебя на слове.

– Их щедрость не знает границ.

– Они бы хотели встретиться с тобой и подробно обговорить твое будущее. У меня в кармане паспорт для тебя и два билета на завтрашний утренний рейс в Лондон. Если ты не хочешь идти к ним, они придут в любое место, где ты согласишься с ними встретиться.

– Я потрясен. Но почему их так заботит мое благополучие, если я – отработанный материал?

– Может, для них это вопрос чести. Может, они не хотят видеть, как ты бродишь неприкаянный, словно зомби, после всего того, что ты для них сделал. А может, не хотят читать твои мемуары.

Вновь долгое молчание. Вновь новое направление разговора. Саша ставит стакан с виски, берется за шоколад. Кончиками пальцев, чтобы не запачкаться, снимает серебряную фольгу.

– Я, между прочим, побывал в Париже, – начинает он, будничным тоном человека, собравшегося рассказать о каком-то несчастном случае. – Во всяком случае, на моем чемодане есть парижская наклейка. – Он внимательно рассматривает оба угла шоколадки, откусывает от одного. – А в Риме я работал ночным портье. Самая подходящая профессия для вышедших в отставку шпионов. Наблюдать за миром, когда он спит. И во сне катится к дьяволу.

– Я думаю, мы сможем подобрать тебе что-нибудь получше, чем место ночного портье.

– Из Рима мне пришлось ехать поездом до Парижа, из Парижа – в Гамбург, из Гамбурга – в Хусум, где, несмотря на непотребный вид, мне удалось уговорить таксиста отвезти меня к дому ушедшего от нас герра пастора. Дверь открыла моя мать. В холодильнике меня ждала вареная курица, наверху – теплая постель. Здесь можно предположить, что я позвонил ей заранее и сообщил о своем намерении заглянуть к ней.

– Вполне логичное предположение.

– Я где-то читал, что есть первобытные племена, которые верят, будто кто-то должен умереть, чтобы родился кто-то еще. Поведение моей матери подтверждает эту теорию. Она четыре недели выхаживала меня. Можно сказать, потрясла до глубины души. – Противно скрипит якорная цепь, капитан одного из проходящих судов почему-то решает подать гудок. – А что стало с тобой, Тедди? Мистер Арнольд проявляет к своим соотечественникам не меньшую заботу? Тебе предложили место лакея в королевском дворце?

– Они говорят о том, чтобы купить мне партнерство в школе изучения языка. Мы это обсуждаем.

– Здесь, в Германии?

– Скорее всего.

– Учить немцев немецкому? Это правильно. Сейчас одна половина говорит на языке западногерманской разведки, вторая – на языке Штази. Пожалуйста, начни свою новую работу как можно быстрее.

– Вообще-то речь идет об английском.

– Да, конечно. Языке наших хозяев. Очень мудро. Твоя семейная жизнь завершилась?

– С чего ты это взял?

– Иначе ты бы вернулся в лоно семьи.

Если Саша надеялся разозлить Манди, ему это удалось.

– Да, мы дрейфуем! – рявкает он. – Именно так. Нас вырвало с корнем. «Холодная война» закончилась, и теперь мы – двое бродяг. Мы с тобой бродяги, Саша, не так ли? Так давай поплачем над нашей горькой судьбой. Опустим руки, пожалеем себя и согласимся с тем, что ни для кого нет никаких надежд. Для этого мы здесь собрались?

– Моя мать хочет, чтобы я отвез ее в Нойбранденбург, где она родилась. Там есть дом престарелых, с которым она какое-то время переписывается. Пусть мистер Арнольд оплатит ее тамошнее пребывание до самой смерти, которая не за горами. – Он достает визитную карточку, кладет на стол. «Орден урсулинок. Монастырь Святой Юлии», – читает Манди. – Деньги мистера Арнольда, возможно, грязные, но герра пастора – неприкасаемые и будут розданы беднякам этого мира. Я бы хотел, чтобы ты поехал со мной, Тедди.