– А доход? Деньги? Сколько приносила школа, если вас это не затруднит, сэр?

Манди корчит гримасу. В деньгах он как раз и не силен.

– Этим занимался Эгон. Я могу назвать только очень приблизительные цифры. Значит, так, с каждого студента в час мы брали двадцать пять евро, трое учителей, занятия иной раз начинались в шесть утра, некоторые занимались до работы…

– Конечно. – Свен возвращает его с небес на землю.

– Скажем, три – три с половиной тысячи в день, если нам везло.

Дмитрий вновь подает признаки жизни.

– Ваши студенты, откуда вы их брали, мистер Манди?

– Откуда могли. Мы ориентировались на прослойку молодых менеджеров. Частично из университета, но в основном из местных компаний. В Германии Гейдельберг – столица высоких технологий. Биохимия, коммуникации, программное обеспечение, средства массовой информации, полиграфия, что ни назови. Целый город-спутник, где все жители ускоряют технический прогресс. И университет под боком.

– Я слышал, у вас занимались представители всех национальностей.

– Правильно слышали. Французы, немцы, итальянцы, китайцы, испанцы, турки, тайцы, ливанцы, саудовцы, черная Африка, кто угодно, мужчины и женщины. И множество греков.

Но, если Манди хочет определиться с национальностью Дмитрия, он лишь теряет время.

– Значит, деньги поступали со всего света, – предполагает Свен, когда Дмитрий вновь погружается в молчание.

– К сожалению, в недостаточном количестве.

– То есть они и уходили, сэр?

– Слишком много.

– Тоже по всему свету?

– Только с Эгоном. Поэтому нам едва хватало на жалованье и на оплату счетов.

– Школа работала по уик-эндам, сэр?

– По субботам с утра до вечера, в воскресенье – вечером.

– То есть студенты приезжали и уезжали каждый день, в любое время? В том числе и иностранцы? Приезжали и уезжали?

– В период расцвета.

– И сколько длился этот период?

– Пару лет. Пока Эгона не обуяла жадность.

– Свет горел в окнах всю ночь? Никто не удивлялся?

– Только до полуночи.

– И кто отдал такое распоряжение?

– Полиция.

– Да что полиция понимает в образовательном процессе? – резко встревает Дмитрий.

– Они ответственны за тишину и порядок. Школа расположена в жилом районе.

– У вас были, ну, школьные семестры? – продолжает Свен. – Сейчас, мол, каникулы, а вот это – учебный период.

«Школьные семестры – это любопытно», – думает Манди.

– Теоретически школа работала круглый год. На практике мы следовали заведенному порядку. В августе работать смысла нет, потому что ученики рвутся в отпуск. То же самое можно сказать о Рождестве и Пасхе.

Дмитрий отлепляется от спинки дивана, выпрямляет спину, похоже, уже услышал все, что хотел. Хлопает ладонями по бедрам.

– Хорошо, мистер Манди, а теперь слушайте меня, и слушайте внимательно, потому что вопрос важный, и прежде всего для вас.

Манди слушает внимательно. Слушает, наблюдает и удивляется. Концентрация максимальная, на большую он просто не способен.

– Мне нужна ваша школа, мистер Манди. Я хочу, чтобы она вновь функционировала, работала как часы, оснащенная всем необходимым: стульями, столами, компьютерами, книгами и так далее. Если мебель продана, закупите новую. Я хочу, что школа выглядела и учила так же, как прежде, до банкротства, а то и лучше. Вы знаете, что такое противолодочное судно-ловушка!

– Нет.

– Я видел этот фильм. Старый ржавый корабль на горизонте. Подсадная утка для немецкой субмарины. А потом внезапно на корме поднимается английский флаг, борт отпадает и появляются жерла новеньких пушек. Они разносят субмарину в клочья, все нацисты идут ко дну. Именно эту задачу и будет решать ваша маленькая школа английского языка, когда Контр-университет поднимет свой флаг и объявит корпорациям, что они больше не будут вести мир по своему пути. Назовите дату, мистер Манди. Если завтра святой Николай придет к вам с мешком золота, как скоро вы сможете открыть школу?

– Это должен быть большой мешок.

– Я слышал, с тремястами тысячами долларов.

– Общая сумма долгов зависит от процента, который они насчитают. Дело-то давнее.

– Вы – мусульманин. Вам не следует говорить о процентах. Они противоречат вашей религии.

– Я не мусульманин. Только учусь. – Зачем я все это говорю?

– Триста пятьдесят?

– Последние три месяца я не мог платить обслуживающему персоналу. Чтобы вновь появиться в Гейдельберге, я должен прежде всего расплатиться с ними.