— Это мама! Понимаешь, мама! Проверяла мои пожитки…

— И что же? Обнаружила космическую контрабанду?

— Не смейся! Это ужасно! Ведь появление нашего ребенка может сорвать звездную экспедицию! Вынула пилюли, не подумав!

— Что ж, — усмехнулся Никита. — Будешь последовательницей Софьи Ковалевской не только в математике.

— Что ты хочешь сказать?

— Придется нам с тобой счесть наш космический брак фиктивным, хотя мужу твоему не требуется увозить тебя за границу для получения там высшего образования, запретного для женщин в царской России.

— А как же ты? — растерянно спросила Надя. — Станешь рубить себе пальцы, как отец Сергий?

— Нет! Зачем же? Ковалевский пальцев себе не рубил. Просто был порядочным человеком. Или сомневаешься во мне?

— Ну что ты! Но как же мы скажем всем?

— Семейная тайна, — прошептал Никита, делая большие глаза.

И вот теперь этой «семейной тайной» Надя рассчитывала обезоружить своих недругов, сделать неприменимым к ней изуверский закон о ношении женщинами мужского платья.

Представив себе перекосившиеся физиономии папийца св. Двора и герцога Ноэльского, Надя снова рассмеялась.

А может быть, ей все-таки следовало бежать? Но ведь она прыгала с двадцатого этажа университета, потом ринулась в инопланетную пропасть!..

Когда дамы под предводительством девицы де Триель отправлялись в тюремную башню, подвыпивший король напутствовал их.

— Поверьте, целомудренницы, не мог же король пренебречь папийским запретом носить бабам мужскую одежду. Разве маршал Френдляндии непременно должен быть в штанах? А важны-то не штаны, а что в них: мужчина или женщина! — И Кардий VII захихикал.

Когда процессия дам-визитерш вернулась, заняв свои места за столом, девица де Триель прошептала на ухо королю:

— Единственный раз в жизни я счастлива, оказавшись неправой! Скорее, умоляю вас, мой возлюбленный король, пригласите своего маршала Надежанну к столу. Закон не распространяется на нее!

Кардий VII растерянно озирался, отыскивая глазами своего «царственного брата».

А тот уже совещался с папийцем св. Двора, после чего подошел к королю.

— Ваше всевластие! Посланец св. Двора считает, что Дева-воительница не может быть лишена его пастырской заботы, поскольку не выяснено, откуда она прилетела по воздуху: с неба или из ада, поддержав отлученного от церкви злодея.

— Но… — пробормотал Кардий VII. Однако герцог властно прервал его.

— Осмелюсь напомнить вам, ваше всевластие, пункт мирного договора. По нему так называемая Дева, летавшая по воздуху, подобно нечистой силе, передается для заботы о ней слугам Святой Службы увещевания. А против нее ни вы, ни я, истые приверженцы святой папийской, крепкой, как скала, веры, ничего поделать не можем, — и он снисходительно улыбнулся королю, который обрел корону, но не смелость использовать власть для освобождения Надежанны, уже сыгравшей свою роль.

— Да поможет ей всевышний, — вздохнул король, осеняя себя символом папийской веры.

— Или силы, пославшие ее, — добавил герцог. — Не нам, царственный мой брат, заботиться об этом, когда стол ломится от яств и вина.

Только в безлунные дождливые недели осени бывают такие непроглядные ночи, как в этот раз в Ремле.

Две темные, закутанные в плащи женские фигуры, неразличимые на фоне черных стен замка, пробирались к подножию его тюремной башни на берегу Сонмы.

Ноги скользили по мокрым от накрапывающего дождя камням.

— Осторожнее, госпожа де Триель, здесь придется спуститься к самой воде, — слышался из-под капюшона высокий голосок впереди идущей.

Казалось странным, что каменистый берег, сливающийся с основанием башни, покрыт кустарником.

Но стволы растений жадно проросли сквозь трещины в камне и так распустили ветви, что позволили скрыть под ними лодку.

Обе фигурки, балансируя на ходу руками, перебрались в суденышко, закачавшееся под их ногами.

Первая из них села на весла, предусмотрительно обвязанные тряпками, и лодка бесшумно отчалила от башни.

Почти рядом прозвучал голос часового, невнятно окликнувшего на тритцанском языке не людей в лодке, а своего собрата, ближнего стража.

— Мнят себя здесь хозяевами, — зло прошептала девица де Триель.

— Хозяева, зажатые в тиски осады! Моя госпожа, им трудно позавидовать.