— Что ты имеешь в виду, профессор Джорданий Бруний, под словом «вашей Землии»? Разве она в равной степени не твоя?

— Нет, ваша всемудрость. Я прилетел сюда с другой планеты, во многом сходной с Землией.

— Не хочешь ли ты сказать, что, кроме Землии, созданной, по Гиблии, Всевышним, существуют еше и другие обитаемые Землии, населенные подобными нам с тобой — поскольку нет между нами разницы — людьми?

— Именно в этом я должен признаться вам, ваша всемудрость.

— Кощунственные слова произносишь ты, несчастный, о чем не посмею молчать!

— Они не противоречат здравому смыслу.

— Они противоречат Гиблии.

— Как раз в Гиблии вы можете прочесть: «Сыны неба сходили на Землию и, увидев, что дочери ее красивы, брали их себе в жены. И с тех пор пошло племя Гигантов». [23]

— К гигантам по непомерному росту твоему ты отнести себя можешь, но утверждение твое, что, кроме Землии, есть еще и какая-то Земля, скорее всего ересь, в чем разберутся в Святикане. Одумайся, отрекись!

— Я могу отречься только от применения любого оружия, ваша всемудрость.

Седобородый ректор нахмурился и сокрушенно покачал головой.

Скоро Неккий с врученным ему ректорским письмом вскочил на коня и помчался в Святикан.

В Святикане Галлей и Федоров, сидя в своей звездной башне, по браслетам личной связи уже знали и про свернутый в кольцо меч Неккия, и о недовольстве ректора университета, и о письме его Великопастырю всех времен и народов.

Святиканские звездоведы могли ждать самого худшего.

— Думаю, Вася, — говорил Федоров, — нам угрожают подземелья СС увещевания. Нервный паралич, который уже год спасает Крылова от костра, вот предостережение. Не встретить ли и нам слуг увещевания в таком же, как Крылов, состоянии?

— Нет, друг Федя, — гордо ответил Галлей. — Или я ничего не понимаю в психологии властителей.

— Что ты имеешь в виду, Вася? Нам нельзя рисковать. Надо и Бережного предупредить.

— Ты слишком осторожен, Федя. Риск не просто благородное дело, как говорили когда-то. Риск — это прием борьбы. Бывает, конечно, что проводящий прием борец сам оказывается на ковре. Но на то мы и люди другого века, чтобы не оказаться внизу.

Федоров, конечно, знал о Васином хитроумном плане.

— Что ж, — спокойно ответил Федоров. — Я за тобой, как друг, пошел в звездоведы в самое их святиканское пекло. Пойду за тобой и сейчас. Но говорить с всесильными ты мастак, а не я. Это не стаканы взглядом катать.

Ждать пришлось недолго. Неккий очень торопился отомстить профессору Джорданию Брунию и за щедрую плату часто менял лошадей. Он заранее предвкушал наслаждение от треска разожженного под Брунием костра, фейерверк рассыпающихся искр, желанный запах горелого мяса на площади Цветения в Ромуле. И Неккий гнал взмыленного коня вперед.

Скакал по продуваемым ветрами полям, вздымая за собой облако пыли. Отважно проносился в тени лесной, не страшась разбойников. Поднимался в горы, переходил там вброд стремнины, а в долинах переплывал реки, пугая прохожих на узких улочках городов.

И письмо наконец было доставлено в Святикан И Скалию.

И вот на винтовой лестнице в «звездную башню» послышались тяжелые шаги стражников.

Одетые в двухцветную форму и кольчуги, в шлемах с закрытыми забралами, с алебардами в руках, они вошли в обзорную комнату, где звездоведы соорудили диковинные трубы со стеклами, «гадая с их помощью по звездам».

Стражи молча дали знак идти за ними.

— Куда? — осведомился Галлей. — Я настаиваю на свидании с Великопастырем всех времен и народов, чтобы сообщить ему, как обычно, о расположении звезд.

Наемники ничего не ответили звездоведу, будто не понимали языка, на котором он обратился к ним. Напрасно Галлей повторял свою тираду на всех известных ему диалектах Землии. Его лишь грубо толкнули в спину, оставив почему-то Федорова в «обсерватории».

Это вселило в Галлея надежду, Федоров же был мрачнее тучи, готовый взглядом усыпить присланных стражей. Но Галлей погрозил ему пальцем.

Васю увели с собой безмолвные «живые доспехи» без человеческих лиц, прикрытых опущенными забралами.

Вопреки готовности Галлея спуститься в подземелье пыток, его повели через роскошные залы в само святилище Великопастыря всех времен и народов.

И Скалий сидел на троне, громоздком кресле, установленном на специально сделанном для него возвышении.

Рядом, чуть пригнувшись к папию и одной рукой касаясь ручки священного кресла, стоял высшинский прокуратий увещевания Кашоний, другой рукой придерживая за ошейник любимого огромного пса И Скалия, с которым тот не расставался с рыцарских времен.