— У меня нет ничего, кроме рыцарской чести.

— Поэтому я готов предложить вам иной способ проникновения в лагерь лютеров. В нашем мире многое построено не только на несправедливости, но и на глупости. Там, где хватают каждого вооруженного человека, свободно проезжают кибитки кочующих раменов, моих соотечественников, равно развлекающих своими песнями и плясками и папийцев, и лютеров.

— И вы предлагаете мне превратиться в рамена? — возмутился О Джугий.

— Нет, зачем же? Только воспользоваться гостеприимством этих добрых людей, с которыми вам стоит познакомиться. Их табор здесь неподалеку.

— Насколько я понимаю, вы не предоставляете мне выбора?

— Садитесь, ваша доблесть, на своего коня, и знайте, что друг моего друга — мой друг! Я буду держаться за ваше стремя. Даже при бодрой рыси я не отстану.

— Спасибо, боец народный. Верю вам, как другу моего гостя.

Лесные волки, лохматые молодцы, вооруженные чем попало, провожали взглядом удаляющегося всадника и бегущего рядом с ним своего вожака.

— Это «народный рыцарь». Он помогает в горах простым людям и защищает их, не допуская туда войны, — произнес старый разбойник с торчащей во все стороны седой бородой.

Кибитки с полукруглым верхом расположились на лужайке веером, оставив в центре место для разожженного костра.

Рыцарь в доспехах и Гневий Народный, в окружении таких же, как он, бородачей в смоляных кудрях, сидели у костра.

Жгучеглазые смуглые раменки с развевающимися черными волосами, красавицы с древних фресок, выходили одна за другой перед костром, пели и танцевали, все в широких пестрых юбках и распахивающихся, как крылья, ярких шалях.

Их гибкие фигуры, вибрирующие плечи, босые, прекрасные легкие ноги завораживали. Движения удивляли выразительностью. Песни волновали. «Пазыволь, пазыволь, манге, тебя поцеловать!..».

Вслед за черноволосыми смуглянками к костру вышла полная седая женщина, отнюдь не с девичьим станом. Но когда она запела, то волшебно превратилась в незримую чудо-красавицу. И красавица действительно появилась перед ней, закружившись в причудливом танце, зовущем, завлекающем, неистовом. Танцовщица с дерзкой отвагой и удалью прыгала через огонь, и, сама пламенная, распустив вдруг в прыжке не черные, а огненные волосы, казалась игрой пылающего костра.

О Джугий не мог избавиться от наваждения. Ему чудилось невесть что, будто он уже видел когда-то эту раменку в широких цветастых юбках, бурно взлетавших, обнажая выше колен ее стройные ноги. Ему стало стыдно за дрожь, охватившую его.

— Надеюсь, вы понимаете теперь, ваша доблесть, почему табор свободно кочует между враждующими армиями?

— Если вы хотите спросить меня, что я понял, то я вряд ли отвечу внятно на ваш вопрос.

— Вы займете место в кибитке среди мужчин, временно сняв доспехи, и наденете их снова, лишь оказавшись в лагере лютеров. Не беспокойтесь, способ переправы туда опробован. Не знаю уж зачем (я и вас не спрашиваю!), слуги увещевания, хорошо заплатив раменам, меняли свои черные одежды на пестрые юбки и уезжали во вражеский лагерь с тайными целями, сообщать что-то или договариваться. Ведь СС увещевания — осиное гнездо на пасеке Святикана.

— Я готов. Не знаю, как благодарить вас. Разве что приглашу весь табор к себе в замок, когда съедутся туда гости, вызванные папием. Я прикажу тогда поднять над башней пламенный, как этот костер, флаг.

— Что ж, ваша доблесть, табор не откажется показать свое искусство и гостям папия, и ему самому, если он там окажется, тем более что в Святикан нас не допустили бы.

— Но ворота замка для вас будут открыты.

Еще один раз сказочной красотой танца и колдовским пением удивительного народа, пришедшего сюда неведомо когда и откуда, О Джугий наслаждался уже в окружении лютеров.

Увидев его в среде зрителей, облаченного в рыцарские доспехи, проходивший мимо командир стражи поинтересовался, кто он такой и как попал сюда.

— Цель моего появления я могу сообщитъ только Мартию Лютому, вашему вождю, — решительно заявил О Джугий.

— Для этого вам придется, ваша доблесть, на время расстаться со своим мечом и кинжалом и дать рыцарское слово об отсутствии у вас злых намерений.

— Клянусь рыцарской честью, я обязан беседовать с вождем протеста, справедливым Мартием Лютым, не собираясь причинять ему вреда, а, наоборот, стремясь по желанию папия приостановить кровопролитие вообще.

— Странно слышать такие слова от посланца злопапия, укоренившегося по воле Сатаны в Святикане, — произнес офицер стражи. — Однако если таковы ваши намерения, я провожу вас к Мартию Лютому, человеку простому и бесстрашному.

— Ему нечего бояться, — заверил О Джугий.

Так попал Горный рыцарь в палатку вождя протеста Мартия Лютого, отдав перед тем оружие стражникам.

С интересом рассматривал О Джугий сидящего перед ним за сколоченным из грубых досок столом на таком же непритязательном табурете плотно сбитого простоватого смельчака, не только восставшего против всесильного И Скалия, но нагнавшего на него страх.