— Да, отказ в приёме на работу, безусловно, сыграл крайне отрицательную роль, — поддержала Гуляева Блинова. — Как вы считаете относительно частного определения, Анна Ивановна?

— Я — «за». Частное определение вынесем. Случай, по-видимому, у них не первый, а вопрос трудоустройства амнистированных — государственный вопрос. Это ясно. А как с Сысоевым решим?

Наступило молчание, которое прервал Гуляев.

— Какое наказание по закону за повторную кражу?

Вместо ответа Анна Ивановна протянула ему Уголовный кодекс.

— Мда, — крякнул Гуляев, — строгонько!

— Строго, но справедливо. Рецидив.

— Рецидив-то рецидивом, — сказал Гуляев, — но как хочешь, Анна Ивановна, а у меня рука не поднимется ему такой приговор подписать.

— А на какой приговор рука поднимется?

— На оправдательный! — Гуляев рубанул перед собой воздух ладонью.

— Оправдать?

— А что?

— Но ведь он украл.

— Украсть-то украл, но обстоятельства… — уже менее уверенно сказал Гуляев.

— Обстоятельства, конечно, серьёзные, — согласилась Анна Ивановна. — Очень серьёзные. Пожалуй, при таких обстоятельствах и вы, Всеволод Феоктистович, чего доброго, могли бы кражу совершить.

— Я?! — возмутился Гуляев. — Я, рабочий человек, чтобы крал? Да я лучше с голоду подохну, а чужого не возьму.

— Значит, не украли бы ни при каких обстоятельствах?

— Конечно ж, о чем речь!

— А он украл…

— Гм.

— Следовательно, обстоятельства не могут служить для него полным оправданием. Кража остаётся кражой. Верно?

— Ишь как повернула… Ну, верно, — неохотно согласился Гуляев. — Все верно, и все неверно. Вон как. Не могу я на свою рабочую совесть такого приговора брать…

— А теперь послушаем Клавдию Тимофеевну.

— Не знаю, что и сказать, — смутилась та. — На меня очень сильное впечатление произвели материалы дела. Особенно письмо Сысоева к матери. Мне кажется, нет, я уверена, что он не хотел больше вести воровскую жизнь, что это преступление — какая-то нелепость. Сысоев — это человек с ещё не установившимся характером. Он вернулся полный лучших намерений, хотел покончить со старым и наткнулся на перестраховщиков. А тут дружок, по-видимому, стал нашёптывать, что у вора только одна дорожка, что честные люди бывшего вора в своё общество не возьмут. Знаете, как это бывает. И преступление-то он, по-моему, совершил с отчаянья. «Не верите, что я исправился? Нате вам. Смотрите на меня как на вора — пусть я и буду вором…»

— Понятно, — сказала Анна Ивановна. — А теперь давайте во всем этом разбираться. Преступление совершено, поэтому об оправдании Сысоева не может быть и речи. Но преступление совершено при особых обстоятельствах, которые мы обязаны учесть. И совершено оно человеком, который хотел покончить с воровством (у нас нет оснований не верить письму к матери). И, наконец, последнее. Нуждается Сысоев в изоляции от общества или нет? Имеем мы моральное право оставлять его на свободе или нет? За своё решение мы несём ответственность перед государством, перед обществом, перед Сысоевым и перед своей совестью. Вот как стоит вопрос. Вы верите в то, что Сысоев не совершит больше преступления ни при каких обстоятельствах?

Клавдия Тимофеевна развела руками.

— Смотря какие обстоятельства… Разве можно все предусмотреть?

— Это наша обязанность.

— Но мы только люди.

— Только люди, — согласилась Степанова, — но приговор мы выносим именем республики, поэтому ошибаться нам нельзя.

— Это мне понятно, — сказала Блинова. — А вот как избежать ошибки? И парня жалко, и…

— Да, загадку вы нам загадали, Анна Ивановна! — покрутил головой Гуляев. — Попробуй разгадать! Ведь недаром говорится, чужая душа — потёмки.

— Я вас не тороплю, товарищи. Подумайте. Крепко подумайте.

В совещательной комнате наступила тишина. В руках трех людей была судьба четвёртого…

Как они её решат?

— Встать! Суд идёт!

За судейским столом трое судей. В центре — Степанова. В руках у неё приговор суда.

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…

Десятки людей застыли в молчании. И среди них — подсудимый Владимир Сысоев и его мать.

Судья читает, как было совершено преступление, кем и чем это подтверждено.

Зал молчит, но в этом молчании слышится затаённый вопрос: что же решил суд?

И вот в зал камнем падают слова: «Народный суд приговорил…» Нет, ещё не то. Перечисляются год рождения, место рождения… Вот оно: «Лишить свободы…»

А судья продолжает читать. Приговор ещё не окончен: «…но, учитывая обстоятельства, при которых было совершено преступление, положительную характеристику подсудимого, присланную из трудовой колонии, где он ранее отбывал наказание…»