Шрифт:
– Он сказал, что я обязательно должна родить ему сына, – всхлипнула она, – иначе он меня прогонит…
Микаэла нахмурилась и несколько мгновений смотрела прямо перед собой, не решаясь поднять глаза на Сорчу.
– Что еще он сказал? – наконец спросила она тихо.
– Что женится на другой женщине, которая родит ему наследников! – ответила Сорча, вытирая заплаканные глаза. – Я знала, что мне не стоит за него выходить. Ранальд не из тех мужчин, которые могут дать женщине настоящее счастье. Но я надеялась, что мы будем жить мирно, без обид… Если бы не воля отца, я бы никогда не стала его женой! Мой отец умирал и перед смертью хотел обязательно выдать меня замуж за достойного человека, чтобы обеспечить мое будущее. Почему-то он решил, что Ранальд – именно такой человек…
Слезы полились у нее из глаз, она отвернулась.
– Я все понимаю, милая, не волнуйтесь так! – погладила ее по руке Микаэла.
– Ранальд очень переменился с тех пор. Он был когда-то совсем другим: веселым, обходительным… Откуда взялась в нем эта холодность и жестокость?!
Микаэлу охватил гнев – как посмел этот негодяй так огорчать Сорчу именно сейчас, когда жизнь ее и ребенка висела на волоске?! О, с каким наслаждением Микаэла высказала бы все, что о нем думает! Но ради спокойствия Сорчи надо было взять себя в руки…
– Дорогая, не судите мужа слишком строго: наверное, он нервничает, видя, как вы страдаете все эти годы, – ласково проговорила Микаэла. – Не желая показывать свою слабость, он надел маску холодного равнодушия, но не тревожьтесь, это пройдет. Помните, что сейчас главное – сохранить ребенка. Не волнуйтесь, побольше отдыхайте – и родите здорового малыша!
Сорча печально покачала головой:
– Ранальд все равно рано или поздно прогонит меня. Я знаю, он хочет жениться на вас!
– С чего вы взяли? Он сам так сказал? – переспросила Микаэла, делая удивленные глаза.
– Нет, он сказал только, что женится на другой женщине, потому что я не смогла подарить ему наследника. А уж если жениться, так на вас: ведь вам принадлежит Глас-Эйлин. Я знаю, что Ранальд всегда мечтал завладеть им.
– Я никогда не соглашусь выйти за него, – твердо сказала Микаэла. – Вы верите мне?
Сорча глубоко вздохнула:
– Конечно, верю. А знаете, если бы не Анабел, Дайрмид наверняка попросил бы вашей руки. Я видела, с какой тоской и любовью он на вас смотрит!
– Я не собираюсь выходить ни за того, ни за другого, – ответила Микаэла, поднимаясь. – После родов уеду к себе в Кинглэсси. А если Ранальд и впрямь решит вас отослать, то Дайрмид увезет вас с новорожденным в Даншенский замок. Только не надо плакать, моя дорогая, поверьте, так будет лучше для всех!
Сорча послушно кивнула, но у нее задрожали губы. Отвернувшись, Микаэла подошла к окну. Она изо всех сил старалась держаться спокойно, чтобы Сорча не почувствовала, как ей страшно. Ведь никто, кроме нее, не знал, насколько реальны угрозы Ранальда, только она могла защитить Сорчу и Дайрмида от мести свирепого лэрда. И видит бог, ради них она была готова на все!
Микаэла тяжело вздохнула, подумав о том, сколь хрупок ее маленький мирок, от скольких «если» зависит, как повернется ее судьба. Если Сорча наконец родит здорового мальчика, если Ранальд позволит своей гостье уехать в Кинглэсси, и ей удастся вернуть королю жалованную грамоту, тем самым отказавшись от Глас-Эйлина, если она никогда больше не увидит Дайрмида Кемпбелла… Единственное Микаэла знала наверняка: она отдала бы все на свете, чтобы Сорча и Дайрмид были счастливы, даже если бы ради этого ей пришлось их покинуть…
При мысли о предстоящей разлуке у нее заныло сердце, к горлу подкатил комок. Микаэла просто не могла себе представить, что ей придется навсегда покинуть и забыть милых гостеприимных Кемпбеллов, не говоря уж о самом лэрде Даншенского замка, навеки покорившем ее сердце. Расстаться с Дайрмидом? Нет, это невозможно, немыслимо! Но ради его благополучия и безопасности она готова перенести разлуку…
Глядя в синюю морскую даль, Микаэла прижалась щекой к холодному, украшенному резьбой оконному переплету и стала про себя молиться, чтобы господь помог ей найти выход.
За окном с криками носились чайки. День выдался хмурый, пасмурный; хотя дождя еще не было, тяжелые тучи, затягивавшие горизонт, указывали на его приближение. Взгляд Микаэлы остановился на небольшом стаде тюленей, резвившихся в море между камнями. Несколько тюленей поменьше, отплыв подальше от старших, затеяли игру, словно расшалившиеся дети: они взбирались на большой бугристый камень и весело плюхались в воду с его многочисленных выступов. Вдруг самый маленький тюлень, забравшийся выше всех, потерял равновесие и свалился вниз на уступ по другую сторону камня. Когда другие молодые тюлени как по команде попрыгали в воду и поплыли к старшим, он остался лежать на каменном уступе: по-видимому, сильно расшибся при падении.
Микаэла следила за ним затаив дыхание – приближалось время прилива, и беспомощный тюлененок мог утонуть! Ей вспомнились печальные песни Сорчи о людях-тюленях. Бедняжка, она была так уверена, что ее умершие младенцы превратились в маленьких тюленей и покинули ее ради свободной, счастливой жизни в волнах… Слезы снова навернулись на глаза Микаэлы. «Надо спасти попавшего в беду тюлененка», – решила она, чувствуя, что иначе ее будет мучить совесть.
Схватив висевший на стене плащ, она сказала Сорче: