Шрифт:
Сэмми улыбается.
Ну? Ты понимаешь, о чем я? Видишь ли, я говорю так, потому что все время практикуюсь, готовлюсь к дню, когда придется выступать в суде; и просто не могу избавиться от этой дурацкой привычки. И не хочу, а все равно говорю именно так, понимаешь, не хочу, а говорю. Чем больше я таскаюсь по судам и трибуналам, тем больше у меня появляется общего с ними. Хоть жену мою спроси, она тебе то же самое скажет. Послушал бы ты меня и их, никакой бы разницы не заметил!
Уж как-нибудь, на хер, заметил бы.
Ну может быть, только я говорю о среднем гражданине, Сэмми, а не о Птичьем человеке из Алкатраса, [27] при всем моем уважении.
Автобус идет!
Да.
Какой номер?
Сто двенадцатый.
Не мой.
Нет, так вот, я говорю, есть вещи, которым ты должен уделять внимание, или, по крайней мере, должен я, твой поверенный; вещи, за которыми надо следить, такая у тебя задача. Вот скажи-ка мне, Элен тебе жена? Законная?
Сэмми шмыгает носом.
27
Прозвище Роберта Страуда (1890–1963). В 1909 г. был осужден на 12 лет за убийство любовницы и провел в тюрьме Алкатрас 54 года, из них 42 – в одиночке. За это время изучил химию, фармакологию, ветеринарию; в 1931 г. был признан крупнейшим специалистом по канарейкам, а затем и по другим птицам, вел переписку с множеством орнитологов. В 1960 г. о нем был снят фильм «Птичий человек из Алкатраса».
Ну хотя бы подруга?
Насколько я знаю.
Вы с ней просто поссорились?
…
Ладно, Сэмми, дело твое; с другой стороны, я ведь так или этак все выясню; я хочу сказать, что нам придется узнать друг друга получше, хотим мы этого или нет.
Мимо с шумом пролетает несколько машин, Сэмми делает вид, что они отвлекают его внимание.
Ты слышишь?
Что?
Я говорю, раз я тебя представляю, я волей-неволей обязан знать о твоих делах все. Не важно, можно о них говорить открыто или нельзя, я должен о них знать, иначе как я смогу выполнить мою работу? это же будет невозможно.
Что будет невозможно?
Я не смогу тебя представлять должным образом.
Я и не говорил, что ты будешь меня представлять.
Мне казалось, мы договорились.
Что-то не припоминаю.
Понятно, вот, значит, как.
Ни хрена не так, приятель, ты торопишься с выводами. Я должен подумать.
Что ж, твое право. Я вот что тебе скажу: если мне придется подготавливать твое дело, то подготовка должна быть всесторонней; а это потребует времени. Если ты скажешь мне, давай, действуй, за день до слушания, проку от меня не будет. Плюс другое: ты должен помнить, они узнают о тебе все. И какой мне будет смысл биться за тебя, если я буду знать меньше, чем они?
Всего они не узнают. Сэмми сплевывает на мостовую.
На твоем месте я бы исходил из того, что узнают.
Да, но ты же не на моем месте. Есть все-таки разница между поверенным и тем, на хер, кого он представляет; понимаешь, о чем я, им самим?
Это я понимаю.
Вот и хорошо.
Сколько времени тебе нужно на размышления?
По крайности сутки.
Видишь ли, какая штука, при всем моем уважении, совершенно неважно, сутки это займет или не сутки; тебе все равно придется сказать либо да, либо нет – когда придет время, понимаешь? В конечном итоге. Даже если ты будешь думать неделю, в последний ее день ты все равно должен будешь принять решение. Либо ты на это идешь, либо нет. Я на тебя давить не собираюсь, скажу тебе откровенно, особой нужды браться за твое дело у меня нет. Но время подпирает, а работа предстоит немалая; расследование, много чего. Опять-таки я веду и другие дела. И если честно, некоторые из них посложнее твоего. Мне сейчас надо будет повидать одну женщину, так она бьется об эту стенку уже много лет; в сравнении с ее делом твое – просто пустяк.
Да что ты?
…
Нет, я без всякого сарказма спросил; просто не люблю, когда меня загоняют в угол; а целая куча мудил, похоже, только этим и занимается, понимаешь, и это меня достает.
Я тебя в угол не загоняю, как раз наоборот.
Мне нужно подумать.
Как хочешь.
Тут дело не в тебе, не в тебе лично; если мне понадобится поверенный, я прямо к тебе и обращусь.
Ну ладно, только подумай еще и о том, что для таких дел установлен срок давности; протянешь слишком долго, потеряешь все шансы.
Тебе-то это без разницы.
Я заработаю что-то, только если ты получишь деньги, так что мне совсем не без разницы. Я же говорил тебе, главное – последовательность.
Ах да, последовательность, они меня отмудохают, друг, вот и вся последовательность, отмудохают.
Каким это образом? ты можешь потерпеть неудачу, и не более того. Преследовать тебя не за что; а так повернется дело или этак, им все едино. Деньги-то платить придется не им, а нам.
Да, но есть еще плохая статистика, отчеты; плохая с точки зрения политиков, так что, если они нахалтурят, им придется туго.
Если ты о тех, кто зависит от голосов избирателей, все верно, эти будут драться, как черти, чтобы нас одолеть. Им же приходится доказывать, что они со своим делом справляются. Если у них появляются соответствующие возможности и до них это доходит, то они и используют эти возможности соответствующим образом, такова их работа. Но мы построим дело на некомпетентности и неэффективности, на том, что их действия не отвечают тому, что они обязаны делать. В конечном счете все сводится к деньгам – можешь назвать это неписаным законом, – но вовсе не к тем деньгам, которые идут на компенсацию; эти деньги берутся из собственного бюджета управления. А когда это случается или хотя бы угроза такая возникает, кого-то вышибают с должности; вот этого они и боятся больше всего, что их вышибут. Ты следишь за моей мыслью?