— Ну ладно, к этому мы еще вернемся, — пробормотал Дойл, отпрянув от стола.

Из-за двери донеслись тихие ритмичные звуки голосов, почти сливавшиеся с этим свистом и, возможно, как-то способствовавшие его появлению. «Похоже на ритуальное песнопение… Жаль, что слов не разобрать», — подумал Дойл, напрягая слух.

Дверь справа отворилась. Перед ним появился мальчик, тот самый, которого он заметил на улице. Мальчик смотрел на доктора, нисколько не удивляясь, что видит его здесь.

— Я пришел на сеанс, — сказал Дойл.

Мальчик нахмурил брови, внимательно изучая Дойла. «Он старше, чем мне показалось. И пожалуй, намного. Все дело в маленьком росте, — пронеслось в голове у доктора. — Лицо измазано сажей, и на уши надвинута вязаная шапчонка, но мелкие морщинки в уголках глаз все равно заметны, и этих морщин полным-полно. А в холодном блеске неподвижных глаз вообще нет ничего детского».

— Леди Николсон ждет меня, — добавил Дойл.

Мальчик словно высчитывал что-то в уме, его взгляд стал пустым и холодным, как у мертвеца. Дойл испугался. Ему казалось, что мальчик свалится сейчас у его ног, и он уже собрался протянуть вперед руку, когда взгляд мальчика снова стал осознанным. Он открыл дверь и неловким жестом пригласил Дойла войти. Похоже, эпилептик, которого постоянно подвергают унижениям, да и ростом не вышел из-за скверного питания. А может, он глухонемой? Улицы Ист-Энда как раз такое гнусное местечко, где обитают легионы подобных бедолаг. Дойл отлично знал, что услуги этих несчастных оплачиваются самой мелкой монетой.

Дойл направился в гостиную, откуда все отчетливее доносился хор голосов, проникавший сквозь неплотно закрытую дверь. Через мгновение дверь в холл за его спиной захлопнулась — мальчик ушел. Дойл ступал осторожно, вслушиваясь в ритмичные звуки пения, но оно внезапно оборвалось, и до его слуха долетало только шипение газа из рожков. Вдруг створки двери распахнулись — на пороге стоял все тот же мальчик, жестом приглашая Дойла войти. Комната была на удивление просторной, и сеанс уже начался.

Начало современному движению спиритуалистов положил случай банального мошенничества. 31 марта 1848 года в доме неких Фоксов — заурядной семьи, проживавшей в Нью-Йорке, — послышался загадочный стук. В течение последующих месяцев стук возобновлялся каждый раз, когда две взрослые дочери Фоксов находились вместе в одной и той же комнате. Сестры Фокс, нимало не смущаясь, быстренько превратили все возраставший интерес к мистическим стукам в процветающий семейный бизнес. Сначала издавали дешевые книжонки, а потом стали устраивать показательные сеансы, разъезжая по всей стране с лекциями, на которые непременно зазывали местных знаменитостей.

Только на закате жизни Маргарет Фокс призналась, что все их мистические стуки были не чем иным, как все более усложнявшимися трюками, которые они проделывали у себя в гостиной. Но к тому времени уже нельзя было унять разбушевавшиеся страсти vox populi, [1] жаждавшего убедительных доказательств существования паранормальных явлений. Утверждение приоритета науки над мрачными тенетами христианских догм создало ту благодатную почву, на которой спиритуализм расцвел бурно и безудержно.

Движение поставило своей целью подтвердить существование сфер бытия за пределами физического мира, непосредственно связываясь с миром духов через медиумов — людей, способных настраиваться на высшие частоты бестелесного мира. Однажды обнаружив и развив в себе подобные способности, медиум первым делом устанавливал «контакт» с духом-проводником, служившим посредником между медиумом и затерявшимися в космических сферах душами умерших. А поскольку с мольбой о помощи к медиумам обращались в основном люди, потерявшие недавно кого-то из своих родных и близких, то им не требовалось ничего, кроме доказательств, что их близкие, ушедшие в мир иной, благополучно миновали берега Стикса. Дух-проводник должен был установить контакт, подтвердив его «у тети Минни или брата Билли». Как правило, для этого было достаточно какого-нибудь семейного предания, известного лишь почившему и его здравствующим родственникам.

Ответом на такие несложные требования были сигналы от духа, поступавшие в форме разнообразных стуков и ударов по столу. Более опытные медиумы входили в состояние транса, во время которого дух-проводник словно бы «заимствовал» голос вызываемого духа умершего, повторяя его с изумительной точностью. Некоторые медиумы проявляли талант поистине редкостный: они выпускали из носа, ушей или рта клубы густого молочно-белого дыма, на самом деле являвшегося вовсе не дымом, а некой неизвестной субстанцией, не имевшей ничего общего со свойствами дыма. Эта субстанция не рассеивалась и не реагировала на окружающую среду, появлялась в виде трехмерных образов, принимавших очертания духовной или материальной сущности. Одно дело, когда слышишь, как «дорогая тетя Минни» шлет тебе послание в виде стука, и совсем другое, когда на твоих глазах клочковатый туман приобретает очертания ее тела. Странную субстанцию назвали эктоплазмом, ее много раз фотографировали, но никакого вразумительного объяснения ей так никогда и не было дано.

Кроме бесчисленных страдальцев, потерявших ориентиры в этом жестоком мире, поддержки медиумов, окруженных ореолом мистики, искали и другие люди. Эти люди были движимы сходными мотивами. Однако тех и других разделяла незримая, но четкая граница, по одну сторону которой находились жаждущие света и истины, а по другую — приверженцы царства тьмы. Дойл, например, был искренне убежден, что, овладев глубинной тайной знания, можно постичь многие неразрешимые загадки человеческого организма, делавшие одних больными, а других — здоровыми.