– Вот это правильно!
– восторженно произнес Кондратюк.

– Нет, неправильно. Все это еще удивляет, но как-то вяло, однобоко. Удивляет обычно. Представляете себе - обычное удивление? Обычное удивление! Разве удивление может быть обычным? На то оно и удивление, чтобы быть необычным.

Чесноков сидел с таким видом, словно все это его не касалось.

– А в этих стихах все иначе, чем у других.

– Он и на самом деле такой, - сказала Анечка и смутилась.
– Какой в жизни, такой и в стихах.

"Господи, - подумал редактор, - что за счастливая женщина".

– А стихи подписываются чужими фамилиями. Я их все собрал. Вот посмотрите. Это твои стихи, Владимир?

– Я знаю, - тихо сказал Чесноков.
– Я их все читал.

– Я сначала собрал их все вместе и лишь потом пришел к вам в надежде, что увижу здесь хотя бы черновики. И я не ошибся. Они все здесь.

– Не все, - сказал Чесноков.
– Последние я не читал даже Анечке.

– Вот эти?

– Да.

– И вот стихийно возникло общество поэтов, которые написали "ваши" стихи. Они как-то нашли, отыскали друг друга. Их человек десять. А Серегина они избрали своим председателем.

– Я все это знаю, - спокойно и с расстановкой сказал Чесноков.
– Ничем вам полезным быть не могу.

– У меня предположение, - сказал Пионов.
– Совершенно фантастическое. Может быть, это действительно не вы пишете, - Пионов машинально перешел на "вы".
– Может быть, пишут действительно другие? А ваш мозг так точно настроен на определенное настроение, что мгновенно воспринимает их. И никак нельзя доказать, что они возникают у вас первого.

Анечка закусила губу.

– Телепатия!
– покрываясь холодным потом, выдавил из себя Кондратюк.

– Да, да. Нет! При чем тут телепатия! Не в этом дело.

– Ну что ж!
– сказал Чесноков.
– Спасибо вам за хлопоты. Все-таки участие.

– В том-то и дело, - пожалуй, впервые за все это время открыл рот редактор молодежной газеты, - что все это ерунда.

– Нет никакой телепатии, - облегченно вздохнул Кондратюк.
– Я слышал.

– Почему для всех этих поэтов, - редактор дотронулся кончиками пальцев до кипы бумаг, - именно эти стихи являются исключением из их творчества?

– Да, да, - поддержал его Пионов.
– Напишет одно, два стихотворения или, как Серегин, целый сборник, а ни до, ни после этого ничего похожего больше нет. Зато появляется у другого. И снова как явное исключение. А у тебя ведь это система. Ничего нельзя спутать. Так, может быть, это они каким-то чудом, непосредственно из мозга в мозг воспринимают твои стихи? И эти стихи действительно твои?! Понимаешь, это твои стихи!
– Пионов, довольный, откинулся на спинку стула и оглядел всех торжествующим взглядом.

– Но этого никак нельзя доказать, - сказал Тимофей Федорович.
– К сожалению.

– А зачем доказывать?
– спросил Чесноков.

– Нет, можно, - возразил Пионов.
– Трудно, но можно. Теоретически можно, если знать, у кого они возникнут в голове. Какая-то разница во времени должна быть. Предположим, у него, у этого человека, вечером чернила кончились или бумага. Нечем записывать. А утром дела наваливаются, не передохнешь. Вот тебе и разница во времени. Ты-то успел записать. Причем разница всегда должна быть в твою пользу.

– Что же мне, всегда пузырек с чернилами открытым держать по этому поводу?
– усмехнулся Чесноков.

– Это действительно смешно, - сказала Аня.

– Надо общественность на ноги поставить, - посоветовал Кондратюк. Общественность, она все может.

– Тут хоть на голову ставь всю общественность, - вздохнул Тимофей Федорович.

– В таком случае надо писать в "Технику - молодежи", - снова подсказал Кондратюк.
– Там и не такое еще пишут.

– Нет, нет, - сказал редактор.
– Тут даже сдвиг во времени не поможет. Что такое день, два? А если попадется такой человек, как Серегин? Кроме всего прочего у него амбиция, голос хорошо поставлен, а эрудит какой по охране прав автора! Попробовать, конечно, можно. Мы, собственно, решили напечатать несколько ваших стихотворений, а там будь что будет. Все ближе к чему-то определенному.

– Да, да, Владимир, подборка стихов за тобой.

– Уговорили, все-таки, - обрадовался Кондратюк. Эта история разжалобила его. У него даже появилось желание помочь соседу. Чего он бьется впустую?.. Но как?

– "Уговорили" тут ни при чем, - отрезал редактор.
– Просто это наше решение.

– Я не отказываюсь, - устало сказал Чесноков. Он был явно расстроен. Жена незаметно взяла его руку и погладила - осторожно, чуть-чуть.

– Мы искренне верим, что это ваши стихи. И должны они печататься под вашей фамилией, - твердо сказал Тимофей Федорович.