– Он говорит, что не видел момент… когда… когда она положила часы в сумочку, но уверен, что они там. Он служит у нас много лет и никогда не ошибается. – Она прикрыла рукой левый глаз и пыталась сохранить улыбку.

– Почему бы мне просто не показать свою сумку и не прекратить все это. – Лайла снова начала открывать сумку.

– Нет! – Эймос вырвал сумку у нее из рук. – Они назвали нас ворами, Лайла, – он повернулся к продавщице, – он считает, что мы воры?

Охранник выдал длинную фразу.

– Да, он говорит, что часы должны быть в сумке вашей жены.

– Другими словами, он назвал нас ворами.

– Вы знаете, иногда происходят ошибки, – замялась девушка, – и если вы сейчас вернете часы…

Он потряс головой:

– Если вы засунули куда-то часы, это еще не значит, что мы налетчики. И я требую извинений от вас, будьте добры.

– Эймос, ради бога, давай откроем сумку и уберемся отсюда подальше.

Он круто развернулся к ней:

– Ты что, детка, это как присяга на честность, существуют вещи, которые мы просто не можем совершить. Вы не подписываете бумаги, что вы честный человек, и вы не открываете сумку, когда какой-то тип начинает клясться, что вы жулик. Это принципиально, черт возьми, принципиально!

– Почему твои паршивые принципы всегда навлекают на нас неприятности, скажи?

– Хочу поблагодарить всех болельщиков за поддержку. – Он повернулся к продавщице. – Мы не жулики, мы простые американские туристы, которые влюблены в ваш город, и мы не хотим неприятностей. И если вы сейчас извинитесь, проявите вежливость, мы уйдем.

– Но часы исчезли. – Глаз подергивался у нее теперь с немыслимой частотой.

– Это не наша вина.

– Я позову менеджера. – Девушка заспешила к лестнице.

– «Еще один потрясающий, богатый событиями день нашего Эймоса и Энди». – Лайла направилась к прилавку где стояли стулья, Эймос следовал за ней.

– No, No, No, – охранник преградил им дорогу и встал между ними и прилавком, где стояли подносы с часами.

– Боже, – пробормотал Эймос, – он думает, что мы хотим стащить еще пару.

Лайла огляделась в поисках других стульев, не нашла и уселась прямо на пол, как уставший ребенок, скрестив ноги и подперев руками голову.

– Ты что делаешь, Лайла?

– Мне так нравится. Я не могу стоять.

Он осторожно уселся рядом с ней, стараясь не повредить спину:

– Мы, наверно, производим впечатление пары идиотов.

Она промолчала.

– И будь добра, сделай мне одолжение. В следующий раз не начинай открывать сумку при каждом удобном случае.

– Я знала, что ты не позволишь, и потом один из нас должен выглядеть честным человеком.

– Объясни оба своих положения.

Лайла вздохнула:

– Эймос, я знала, что ты скорее дашь себя распять, чем позволишь мне показать сумку. Ты и твои принципы давно мне известны. И я знаю, что они приняли нас за жуликов.

– Почему, скажи ради бога?

– А ты напряги извилины. Мы вошли и, как пара гангстеров, заставили их выложить перед нами огромное количество часов, просили еще и еще. Пока я их рассматривала и делала вид, что не могу решиться, ты в это время купил недорогую вещь, и это должно было сбить их настороженность, отвлечь от меня внимание, тогда я и засунула подходящие часики в сумку. Так что, выходит, мы не простые жулики, а весьма квалифицированные. – Она покачала головой. – Я знала, что так все случится. Всегда случается, когда я покупаю золотые часы.

– Ты их покупаешь каждый день?

Она опять покачала головой:

– Два раза. За всю мою жизнь. Первый раз я была с папой. Мама только что содрала с него кожу живьем, но оставила жизнь, они недавно развелись, он пришел накануне моего дня рождения. Мне не было десяти. Я его очень любила, Эймос. У него не было способностей ни к чему, никаких талантов, просто милый, добрый человек и плохо разбирался в людях. Она не хотела его пускать, и тут разразилась буря, наконец, она согласилась отпустить меня с ним на пару часов. Когда мы остались одни, он спросил, какой подарок я хочу получить на день рождения, а я возьми и ляпни: золотые часы, и он сказал, значит, ты их и получишь. Мы взяли такси и поехали на Пятую авеню, я помню только, что приказчик был очень сух и формален, господи, как иногда запоминаются такие вещи, а папа сказал: принесите самые лучшие часы для моего ребенка. И приказчик поклонился и отошел, а я была счастлива, когда он вернулся и надел мне на запястье тоненькие часики, и мне они, естественно, понравились до безумия, и папа сказал: они твои, и все было бы прекрасно, если бы у него было достаточно денег за них заплатить. Мерзавец продавец принес настоящие золотые часы, и бедному папе пришлось просить и унижаться, и мне было больно видеть. Он потом сказал, что купит мне их завтра, а я была такая эгоистичная дрянь, что потребовала золотые часы. Дрянь! – Лайла замолчала.

Эймос поднялся навстречу маленькому элегантному человечку, за которым шла полная девушка продавщица.

– Вы менеджер?

Она утвердительно кивнула на вопрос Эймоса:

– Да.

– Вы ему все рассказали? – Эймос помог подняться Лайле.

– Да. – Глаз у нее подергивался непрерывно.

– Что он сказал?

– Он не понимает, почему ваша жена не хочет показать свою сумку, если вы не брали часы.

– Скажите, я жду извинений.

– Non credo, та con gli americani non si sa mai.