Наконец он появился перед ней. На нем были только джинсы и туфли. Влажные волосы его сияли, и она почувствовала запах мятного мыла, который дал ей понять, что он, очевидно, только что из душа.

Она робко улыбнулась, приветствуя его.

– Я не была уверена, что ты придешь.

– Но я здесь. – Он сунул руки в карманы и пожал плечами. – Я принял душ и собирался залезать в кровать, как вдруг увидел вспышки света. – Он наклонил голову и подозрительно посмотрел на нее. – Все в порядке?

– Все прекрасно. – Фрэнсин прикусила нижнюю губу и нахмурилась. – Вообще-то не прекрасно. Трэвис, я наговорила тебе ужасных слов, когда ты в последний раз заходил в ресторан, и мне нужно сказать тебе, что я очень сожалею.

– Мы оба немного были не в себе, – непринужденно ответил он.

– Да, но ты знаешь меня, я всегда словно с цепи срываюсь, когда на что-нибудь злюсь.

Он улыбнулся, и его темные глаза засеребрились при свете луны.

– Другой бы я тебя и не признал.

Она улыбнулась ему в ответ. У нее отлегло от сердца, когда поняла, что он простил ее.

– Сегодня за ужином нам тебя не хватало, – сказала она.

– Я ездил в город в гости вместе с Сьюзи и ее мужем. – Он вытащил руки из карманов и провел ими по волосам. – Она ждет ребенка, и мы устроили в честь этого небольшой праздник.

– О, это чудесно, – воскликнула Фрэнсин. – Ты, наверное, счастлив.

– Да. – И он снова он просиял, и тепло разлилось по телу Фрэнсин. От улыбки Трэвиса с ней всегда происходило такое. – Если будет мальчик, то они назовут его в мою честь.

– О, Трэвис, я так рада за тебя! – Фрэнсин заставила себя не обращать внимания на мгновенное желание обвить его шею руками. Где-то в глубине сознания она понимала, что дотрагиваться таким образом до него опасно. – Тут как-то Поппи сказал, что ты сам должен иметь полный дом своих ребятишек.

Улыбка Трэвиса погасла, и он сверкающим взором пристально посмотрел на нее.

– Я всегда думал, что так оно и будет. И что ты станешь вынашивать моих детей.

Воцарилось молчание. Его обнаженная грудь светилась в лунном свете, она казалась такой теплой, крепкой… Фрэнсин помнила ощущения от прикосновения к ней своих пальцев.

– Я всегда говорила тебе, о чем мечтаю, – наконец тихо произнесла она. Она отвела от него взгляд и уставилась на луну. – Ты же понимал, что для меня важно.

– Да, но я всегда думал, что это просто твои детские разговоры. Ты же знаешь, маленькие девочки всегда мечтают стать балеринами, а мальчишки – пожарными. А ты хотела быть актрисой.

Фрэнсин решительно скрестила на груди руки, желая сменить тему, зная по опыту, что они играют с огнем, начиная говорить о прежних мечтах.

– Так, значит, когда Сьюзи должна родить?

– Где-то в конце марта. – И снова он засунул руки в карманы. – Как хорошо, что в семье появится ребенок! Сьюзи говорит, что она хочет большую семью, четверых или пятерых детей.

– А как насчет Маргарет? Она тоже хочет кучу детишек?

Он кивнул.

– Со временем да. Сейчас она сосредоточилась на том, чтобы получить учительскую степень. Но она всегда говорила, что тоже хочет большую семью.

– А ты еще не забросил свою гитару?

– Нет, хотя уже давно не играл.

– Мне так нравилось слушать, как ты играешь и поешь… – Фрэнсин вспомнила звук его голоса, глубокий и проникновенный. Даже Поппи иногда присоединялся к нему на крыльце по ночам, когда Трэвис приносил гитару, и они вместе пели старинные баллады. – Ты пел не хуже многих нынешних певцов.

Он снова улыбнулся.

– Разница, Фрэнсин, состоит в том, что я никогда не хотел быть певцом, не хотел выступать. Все, чего я хотел, так это когда-нибудь петь колыбельные своим детям.

Боль пронзила Фрэнсин, едва она представила себе Трэвиса, как он держит на руках Грэтхен и поет ей сладкую колыбельную песенку.

Если бы я осталась в Купервиле, свершилось бы это? Построили бы мы с Трэвисом совместную жизнь или нет? Не знаю. Мы оба были такими молодыми, а Трэвис был завален всякими обязанностями – у него была на ручках больная мать и младшие сестренки. И скорее всего, в его жизни молодой жене и младенцу не нашлось бы места.

Нет, я правильно поступила, что уехала и не рассказала ему о Грэтхен. В то время у. него было и так много обязанностей. А теперь уже слишком поздно.

– Мне пора идти домой, – сказала она. – Я просто чувствовала, как важно для меня, чтобы мы объявили перемирие на то оставшееся время, что я пробуду здесь.

Он кивнул.

– В этот уик-энд в городе состоится карнавал. Почему бы нам не поехать всем вместе и не повеселиться? А Грэтхен получила бы какой-нибудь подарок.

Фрэнсин замялась.