— Как бы там ни было, — продолжала Кэрол, — хочешь ты это признать или нет, О'Брайен считает, что ты спас ему жизнь, а это для нас важно.

— Правда?

— Я была в достаточной степени уверена, что наше заявление об усыновлении ребенка будет одобрено. Теперь же у меня нет ни малейших сомнений на этот счет.

— Всегда остается маленький процент...

— Нет, — прервала она его. — О'Брайен не сможет тебя подвести после того, как ты спас ему жизнь. Ни в коем случае. Он уговорит и обработает всю комиссию.

Поморгав, Пол расплылся в улыбке:

— Черт побери, а я об этом и не подумал.

— Так что, папаша, ты — герой.

— Ну что ж, мамаша... быть может, так оно и есть.

— Мне кажется, я с большим удовольствием буду откликаться на «маму».

— А я — на «папу».

— А если просто «па»?

— Не годится — это скорее напоминает имитацию звука, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского.

— Ты предлагаешь отметить? — спросила она.

— Я думаю, нам стоит во что-нибудь облачиться, отправиться на кухню и сочинить ранний ужин. Разумеется, если ты голодна.

— Умираю.

— Ты можешь сделать грибной салат, — сказал Пол. — А я займусь своим знаменитым феттучине Альфредо. У нас есть пара бутылок сухого шампанского, которые мы приберегли для особого случая. Мы их откупорим, навалим себе феттучине Альфредо и грибов, вернемся сюда и поужинаем в постели.

— И посмотрим новости по телевизору.

— А потом весь вечер будем читать детективы с боевиками и потягивать шампанское, пока не закроются глаза.

— Как это заманчиво, чудесно, как порочно праздно! — воскликнула Кэрол.

Подавляющее большинство вечеров он проводил, корректируя и редактируя свой роман. И ей редкий вечер удавалось отдохнуть от бумаг и писанины.

Когда они облачились в домашние халаты и шлепанцы, Пол сказал:

— Нам нужно учиться оставлять вечера свободными. Нам придется уделять много времени ребенку. Это наш долг перед ним.

— Или перед ней.

— Или перед ними, — добавил Пол.

Ее глаза заблестели.

— Ты думаешь, нам разрешат усыновить больше одного?

— Конечно, как только мы докажем, что успешно справляемся с одним. В конце концов, — насмешливо проговорил он, — разве не я спас жизнь старику О'Брайену?

По дороге на кухню, остановившись посередине лестницы, она повернулась и обняла его.

— У нас будет настоящая семья.

— Похоже на то.

— Ах, Пол, я не помню, чтобы я когда-нибудь была так счастлива. Ну скажи, что это чувство останется у меня навсегда.

Он обнял ее в ответ, и ему было приятно держать ее в своих объятиях. В конечном итоге чувство нежной любви было лучше секса; чувствовать себя нужным и любимым лучше, чем заниматься любовью.

— Скажи мне, что все будет хорошо, — попросила Кэрол.

— Все будет хорошо, и это чувство останется у тебя навсегда, и мне очень приятно, что ты так счастлива. Вот. Ты это хотела услышать?

Она поцеловала его в подбородок и в уголки рта, а он чмокнул ее в нос.

— А теперь, — сказал Пол, — позволь мне заняться феттучине, пока я не проглотил свой язык.

— Очень романтично.

— Даже романтикам знакомо чувство голода.

Спустившись вниз по лестнице, они вздрогнули от неожиданно громкого постукивания. Оно было постоянным, но аритмичным: «Тук, тук, тук-тук-тук, тук-тук...»

— Что еще за чертовщина? — спросила Кэрол.

— Это раздается снаружи... где-то над нами.

Они стояли на нижней ступеньке, задрав головы и глядя на второй этаж.

Тук, тук-тук, тук, тук...

— Проклятие, — проворчал Пол, — это наверняка из-за ветра разболталась одна из ставен. — Они еще прислушались, и он со вздохом сказал: — Придется мне выйти и закрепить ее.

— Сейчас? Под дождем?

— Если я ничего не сделаю, ветер может оторвать ее совсем. А еще хуже — она провисит и простучит всю ночь. Сами толком не выспимся и соседям спать не дадим.

Кэрол нахмурилась.

— Но там же молнии, Пол... После всего, что произошло, мне кажется, тебе не стоит рисковать и лезть в самую грозу на лестницу.

Ему тоже не нравилась такая перспектива. Представив себя в грозу под дождем на лестнице, он ощутил на голове легкое неприятное покалывание.

— Я не хочу, чтобы ты сейчас выходил... — начала было она.

Постукивание прекратилось.

Они подождали.

Ветер. Барабанная дробь дождя. Шорох ветвей о стену дома.

— Ну вот, — наконец произнес Пол, — теперь уже поздно. Если это и была ставня, то ее оторвало.