– А почему мы сами не знаем, что являемся участниками шоу?

– Ну, кто-то, возможно, и знает, и специально остальным подыгрывает. А главным участникам мозги промыли, чтобы они ничего о своей прежней жизни не помнили. Это оговорено условиями контракта.

– И смерть тоже оговорена в контракте?

– Может быть… А может, это только иллюзия… Спецэффекты… – Гупи отмахнулся от пролетевшего рядом призрака. – Ты только не думай, что я совсем свихнулся.

– Я не думаю…

С диким ревом из темноты выскочил кабан. Глаза горят, клыки, как ятаганы, изо рта пена валит. Монстр – да и только. Здоровенный, загривком едва плафоны с потолка не сшибает.

Гупи и Журналист прижались к стене. Чисто рефлекторно.

Призрачный кабан пронесся мимо них и растаял во тьме.

– Спецэффекты, мать их…

– Далеко еще? – спросил Журналист.

– А что? – искоса глянул на него Гупи.

Не верь никому – закон Зоны.

Тем более – Излому. Кто знает, сколько человеческого в нем сталось? Может, лишь прикидывается человеком. А сам только и ждет, когда Гупи его к Монолиту выведет. Чтобы снести ему там башку, как тем военным сталкерам, в окопе.

– Ломает меня, – с неохотой признался Журналист.

– Это как же так? – удивился Гупи. – Как нарка без дозы?

– Ну, наверное, вроде того, – процедил сквозь зубы Излом. – Горит все внутри… И голова…

– Что – голова?

– Ну, вроде как, не в порядке.

– Болит или соображает плохо?

– И то, и другое… И мысли все время…

– Это разве плохо, что мысли?

– Плохо, когда мысли чужие. И не знаешь, откуда они пришли.

– А о чем мысли-то?

– О судьбах человечества.

– Да ну!

– Не знаю я!.. Попробуй, разберись в чужих мыслях!

– Ладно…

– Да, не скажи…

– Я хотел сказать, потерпи. Уже недалеко.

На очередной развилке Гупи свернул в проход, рядом с которым был нарисован большой глаз, тупо уставившийся в пустоту. Прежде такой знак им не встречался.

– Я уже видел такой, – указал на глаз Журналист.

– Ага, я тоже, – кивнул Гупи. – На американских деньгах.

– Нет. На двери в четвертом энергоблоке.

– А что за дверью?

– Не помню.

Гупи остановился возле закрепленной на стене металлической лестницы.

– Дурной знак.

– Ты веришь в приметы?

– Приметы – это одно. А знаки – совсем другое. В приметы можно и не верить. А вот знаки нужно примечать. Знаки многое сказать могут. Верный путь указать. Или от беды уберечь. Глаз – это дурной знак. И к гадалке ходить незачем.

– А что, есть другой путь?

– Ну, если и есть, то мне он неизвестен.

– Так чего ж мы тут стоим?

– Так пришли.

Гупи положил ладонь на лестничную перекладину и посветил фонарем вверх. Метрах в пяти над головой луч света уперся в рифленую крышку люка.

– Там Монолит? – посмотрел туда же, что и сталкер, Излом. – Ты уверен?

– Я не знаю, что там наверху, – покачал головой сталкер. – Но это то самое место, которое было обозначено на плане. Так, что…

Гупи умолк на полуслове и в некоторой растерянности посмотрел по сторонам.

– Что-то не так? – насторожился Журналист.

– Все исчезло, – зачарованно развел руками Гупи.

– В каком смысле «все»?

– Все! – повторил тот же самый жест сталкер. – Я больше не вижу ни гигантских светляков, ни привидений, ни психоделических слизней, ползающих по стенам и оставляющих за собой радужные узоры… Я даже не слышу колокольцев, что последнее время звучали у меня в голове… Странно…

– Это значит, мы действительно пришли, – Журналист почему-то перешел на полушепот. – Мы находимся под Монолитом – в мертвой зоне, которую не покрывает его излучение.

– Как сбоку от пулеметного гнезда, – сравнил Гупи.

– Точно, – кивнул Журналист.

И вдруг – улыбнулся. Впервые за все то время, что они были вместе. Почти по-настоящему. По-человечески.

Гупи снова посмотрел наверх.

– Кто первый?

– Если позволишь, я.

– Прошу, – сталкер сделал шаг в сторону.

Журналист взялся за металлические перекладины и стал быстро-быстро карабкаться наверх.

Добравшись до люка, он попытался осторожно приоткрыть его. Крышка не сдвинулась с места. Излом поднялся на одну перекладину выше и уперся в крышку плечом.