– А кто автор пьесы? – уточнил я свой вопрос.

– Представления не имею, – Шекспир безразлично пожал плечами и сделал глоток пива.

Взглянув на лист бумаги с перечеркнутым текстом, я спросил:

– И как продвигается ваш труд?

– Не очень, – небрежно махнул рукой Шекспир. – Но думаю, что через пару недель закончу. – Наклонившись ко мне, он доверительным тоном сообщил: – Деньги нужны до зарезу.

– Рассчитываете заработать? – с пониманием улыбнулся я.

– Обычно за пьесу платят пару фунтов. Но мне обещали только половину суммы. Пьеса не новая, да к тому же это мой первый опыт.

– Уверен, вас ждет успех, – ободряюще улыбнулся я.

Шекспир только хмыкнул в ответ.

– Наверное, вы занимаетесь не только переработками чужих пьес, но и подумываете о чем-то своем, – весьма прозрачно намекнул я.

Но Шекспир как будто не понял, о чем я говорю.

– Какое там свое, – вновь махнул он рукой. – Есть у меня один славный сюжетец, да только заняться им некогда. Помимо «Томаса Мора», я до конца года должен сделать для «Комедиантов Пембрука» еще два переложения.

– Вы зарываете свой талант в землю! – возмущенно воскликнул я. – Вам следует писать собственные пьесы!

Шекспир глянул на меня как-то странно. Должно быть, ему не понравилась моя чрезмерная горячность.

– Вам-то что за дело? – недовольно буркнул он.

Я глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух через чуть приоткрытые губы.

– Давайте еще закажем пива, – предложил я и, не дожидась ответа, махнул рукой девчушке.

Решение созрело буквально за пару минут. К тому моменту, когда девчушка принесла пиво, я уже готов был совершить величайшую глупость в своей жизни.

– Послушайте, – сказал я, передавая Шекспиру стакан. – У меня есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.

К тому времени, когда вернулись Алекс с Ручинкиным, я уже сидел на прежнем месте, неторопливо потягивая пиво.

Не знаю, что уж Алекс сделал с нашим третьим спутником, но выглядел Ручинкин заметно посвежевшим. Пива заказывать он больше не стал, но зато в момент расправился с парой голубей, которых заказал для него Алекс.

Зато я, должно быть, выглядел совершенно потерянным. На вопросы, которые задавал мне Алекс, я отвечал невпопад, почти не задумываясь над смыслом того, о чем меня спрашивали. Мне казалось, что со всех сторон в мою сторону обращены обличающие взгляды. Я с ужасом ждал, что в любую секунду кто-нибудь из посетителей таверны поднимется и, указав на меня пальцем, громогласно провозгласит: «Он заключил договор с Шекспиром!»

В какой-то момент я готов был даже сорваться с места, подбежать к Шекспиру и сказать ему, что наша сделка отменяется. Но когда я как бы ненароком глянул через плечо, то увидел, что угол стола, за которым он еще недавно сидел, пуст. Не помню точно, но, должно быть, в этот момент я с облегчением перевел дух. Пути назад уже не было. Все, что мне теперь оставалось, – предоставить событиям течь своим чередом.

Вскоре мы покинули таверну «Белый Огонь» и отправились в «Театр».

Здание «Театра» имело форму многоугольника, стремящегося превратиться в круг. Заплатив по три пенса за лучшие места, мы уселись в ложу неподалеку от сцены. Стоячие места в партере под открытым небом быстро заполнялись людьми, и вскоре представление началось.

Должно быть, спектакль и в самом деле был неплох. Во всяком случае, Алекс смотрел его с неподдельным интересом. Мне же запомнилось только то, как Ручинкин начал бурчать, что ему скучно и он вовсе не за то платил деньги, чтобы сидеть и смотреть, как несколько разряженных парней бегают по дощатому помосту, и Алекс, чтобы утихомирить его, купил у разносчика пару больших глиняных бутылок с пивом.

Шекспир не был занят в представлении пьесы Марло – это я тоже хорошо помню. В остальном же весь спектакль пронесся мимо меня. То есть я делал вид, что смотрю на сцену и прислушиваюсь к монологам актеров, но все их действия проходили мимо моего сознания. Я мог думать только о разговоре, состоявшемся в таверне между мной и Шекспиром.

Я пытался понять, правильно ли я поступил? И почему я так поступил? Откуда вдруг у меня возникли сомнения в том, что Шекспир способен самостоятельно написать пьесы, которые принято считать шекспировскими? Только потому, что он упомянул о заказе на пересказ уже готовых пьес? Так что же, эта работа могла стать хорошей практикой для начинающего драматурга.

Нет, дело было в чем-то ином. А вот в чем именно, я не смог понять тогда и не могу понять сейчас. Быть может, всему виной моя непомерная гордыня? То, что мне захотелось ощутить свою сопричастность к тому, что предстояло сделать гению?

Порою мне кажется, что таким образом я просто хотел вырваться из безумной круговерти нашего суетного века и погрузиться в неспешное течение времени, когда создавались величайшие произведения искусства. Быть может, именно та бесконечная гонка со временем, в которую превратилась наша жизнь, лишает нас способности воспринимать мир во всех его многогранных проявлениях? Или мы сами не желаем верить в то, что случайная на первый взгляд встреча двух прежде незнакомых людей может вылиться в фантастический каскад событий, последствия которых просто невозможно предугадать?