Кимберли исподлобья взглянула на меня.

– Чушь.

– А вот и нет. Я проверил. Веревка была слишком перетянута.

– Только не после того, как я ее связала. Я была очень внимательна... – Она обвела взглядом Билли и Конни. – Кто-нибудь из вас перевязывал ее прошлой ночью?

Билли покачала головой.

– Если бы я и взялась за ту веревку, – пробурчала Конни, – то лишь для того, чтобы удушить ее.

– Возможно, Тельма сама затянула веревку, – предположила Билли. – Чтобы появилась причина попросить Рупа развязать ее.

– Как бы ей это удалось? – спросила Конни.

– Может, зубами? – произнесла Билли.

– Думаю, это вполне возможно, – согласилась Кимберли. Поморщив несколько секунд лоб, словно в раздумье, она прибавила: – Блин, это все так на нее похоже. Почти всегда она ведет себя, как слабоумная, но она умеет быть и хитрой. Невероятно хитрой. Во всяком случае, за ней это уже наблюдалось. Может, она в какой-то степени изменилась, но я в это мало верю. Подлецы всегда остаются подлецами.

– И что же такое она делала? – поинтересовался я. Меня не столько интересовали подлые поступки Тельмы, сколько хотелось отсрочить самую неприятную часть допроса.

– От пакостей она никогда не уставала. Но... однажды, когда она очень на меня разозлилась, она четвертовала свою собственную куклу Барби – отрезала ей руки, ноги и голову – и спрятала их под моим матрацем. А потом с невинным личиком ходила и всех расспрашивала. И у отца спросила, не видел ли он ее Барби. Когда кукла наконец обнаружилась, мне досталось по первое число.

– От матери? – спросила Билли.

Кимберли покачала головой.

– От отца. Это было после смерти матери и до того, как папа встретил тебя.

– Он тебя избил? – встрепенулся я. Неожиданно я почувствовал, что мне не хватает воздуха и сердце начало глухо стучать.

– Кто? – возмутилась Кимберли. – Отец?

– Ну да. Ты же сама сказал, что тебе досталось.

– Верно. – Вид у нее был явно обиженный. – Но он меня никогда и пальцем не тронул. Ты, наверное, пошутил. Чтобы папа?.. Он со мной провел воспитательную беседу. После которой я почувствовала себя подлее змеи. А я ведь и не прикасалась к той проклятой кукле. Вы бы видели тогда Тельму. Она так гордилась тем, что ей удалось всех провести, а на меня навлечь гнев отца.

– Ты с ней поквиталась? – оживился я. Кимберли как-то странно на меня посмотрела – словно заподозрила что-то неладное.

– Э, к чему ты клонишь?

Слова застревали в горле, но мне все же удалось выдавить их из себя.

– Она сказала, что ты часто ее била.

– Что?

– Что ты... ты всегда принуждала ее бороться с тобой. Бросала ее об пол и делала разные удушающие приемы... чтобы она кричала и молила о пощаде... и всякое такое.

Криво улыбнувшись, Кимберли покачала головой.

– Ей бы это очень понравилось.

– Ты никогда с ней не боролась?

– Она на пять лет старше меня. И всегда намного больше весила. К тому же у нее садистские наклонности. Я ни за что на свете не стала бы с ней бороться. Единственный раз, когда мы действительно с ней сцепились, я дернула ее за волосы, а она ткнула мне в руку карандашом. И он вонзился в меня. Пришлось ходить в больницу на уколы.

– А она говорила, что ты постоянно с ней боролась.

– Неужели?

– Ну да.

– Может, в какой-нибудь другой жизни... Меня так и подмывало продолжить и объяснить, что они делали это голыми и к ним присоединялся их отец – что поединки были чем-то вроде садистских сексуальных развлечений.

Но я уже понял, что Тельма, должно быть, придумала всю эту историю о борцовских сражениях.

– Значит, вы тут прошлой ночью обсуждали мои выдуманные поединки с Тельмой?

– Ну да.

– Зачем она тебе такое рассказывала?

– Не знаю. Мы просто разговаривали. Я почувствовал себя загнанным в угол и жалел, что вообще завел разговор об этом. Впрочем, у меня отлегло от души, когда стало ясно, что Тельма все наврала. А если она соврала насчет борьбы, разумно было бы предположить, что и истязаний и кровосмесительства на самом деле тоже не было.

Еще я чувствовал себя немного обманутым и немного разочарованным. Какая-то часть во мне тогда вроде как возбудилась, представив, как Кимберли занимается подобными делами. И все же я испытал главным образом облегчение.

– У нее должны были быть мотивы, – наседала Кимберли.

– Почем я знаю...

– Я знаю, – воскликнула Конни и бросила на меня один из своих противных взглядов. – Тельме очень хотелось, чтобы он поборолся с ней. Это как пить дать.

Я хотел было возразить, но мне показалось, что за эту мысль можно было бы зацепиться. Уж очень не хотелось, чтобы всплыла на поверхность правда.