– Счастливая!

– Я?
– удивилась Клава.

– Ну да! Скоро получишь сюрприз!

Сюрприз пришел очень деловой походкой. Через день - здесь все делалось четко и быстро, если делалось вообще, - к базе подошла главковская "Волга", и шофер, отыскав Клаву, велел ей быстро собираться к начальству.

Она подумала, про неприятности, заволновалась, едва переоделась, не приведя себя как следует в порядок, села в машину.

Клава гадала, что ее привезут к Наперснику, это вызвал он, хотя товаровед базы не имел дел с таким высоким чином, но ее провели еще выше, на самый, как говорят, верх, усадили на диван в приемной руководства. Трещали телефоны, секретарша тявкала в них совершенно по-собачьи, не фразами, а словами, и они выходили как-то в один звук, ну действительно по-собачьи:

– Нет! Не будет! Занят! Звоните заму!

Послышалось резкое жужжание, секретарша метнула ладонь к одной из трубок, из шавки превратилась в кошку, промурлыкала нараспев: "Хоро-ош-шо, Ан Аныч!" - ласково уложила трубку на место, точно баюкая ее, встала с кресла, одернула платье, поправила поясок и, приопустив голову, точно канатоходец, пошла, разглядывая в полу какую-то ей только видимую прямую линию, - пошла, приставляя каблук к носочку, ровненькой линией прямо к массивной двери, потом вскинула голову, ласково оглядела Клаву и промурлыкала ей:

– Пож-жалуй-йс-ста!

Высокий кабинет утопил Клаву в необыкновенно мягком импортном кресле, обаял осторожным, вкрадчивым басом, наивными вопросами про общественную работу в институте и комсомольский стаж. Из-за плеча высокого начальства улыбалось знакомое лицо Наперсника, и, отвечая на вопросы, Клава, сама не понимая отчего, обращалась к учителю.

Разговор походил на какое-то плутание возле пня.

Чего-то все топтались на одном месте. Не понимая, Клава все-таки стала успокаиваться: неприятностями пока не пахло. Да и какие, собственно, у нее неприятности?

И вдруг она услышала:

– Мы вот тут решили выдвинуть вас. Заведующей базой.

Клава успокоилась настолько, что сразу не поняла. Показалось, это не о ней. Доходило медленно, какими-то толчками.

– Специалист с высшим образованием, ключевой пост. В наших условиях большая самостоятельность, особые права.

Она глядела в лицо Наперсника и понимала, что не согласиться не сможет. Новая должность, конечно, сулила много забот, но зато и больше уважения. Расстояние между ней и домом Наперсника сокращалось, а ей так одиноко было здесь.

Наперсник улыбался ей, округлял глаза, кивал за плечом начальства, и Клава кивнула, соглашаясь. Услышала свой голос со стороны - какой-то грубый и неприветливый:

– Спасибо за доверие...

Теперь они общались каждый день. И не только по делу, в главке. Каждый вечер, как к себе, Клава шла к знакомому, и впрямь ставшему родным, дому. Ей просто требовалось поразузнать подробности новой работы. В институте учат всему, кроме главного: как обращаться с людьми, как с ними разговаривать. К тому же на базу обрушился настоящий шквал товаров. Требовались разворотливость, четкость, от Клавы требовались новые черты характера - сама работа заставляла подобраться, быть сдержанной, деловитой. Не так-то это просто - из разговорчивой и мягкой сразу превратиться в суховатую и резкую. Но что делать? Этого требовала работа иначе ни с чем не справишься, все завалишь. Клава чувствовала, как в бесконечных разговорах по телефону у нее непроизвольно возникают собачьи интонации той секретарши возле высокого кабинета. Товары получали магазины, а их директора и завы выкатывали Клаве столько хлопот, что человечность и понимание оказывались просто опасными свойствами характера - ничего себе, дела!

И вот Клава бежала к Наперснику. Советовалась.

Он был наверху блаженства! Вечера в его доме походили на институт усовершенствования. Клава узнавала бесчисленное множество подробностей, каких никогда и не слыхивала. Обучалась системе: завбазой - магазин, завбазой - заведующий отделом, трест, главк. Среди прочего, Наперсник научил Клаву многим важным вещам, без знания которых она бы, конечно же, зарылась, влезла в неприятности. Но первая ревизия прошла идеально! Клава боялась ее хуже пожара, но первая ревизия прошла замечательно, и вечером в честь победы, в честь Наперсника, его бескорыстной помощи и дружбы - они распили бутылку шампанского, которую принесла Клава. Для нее первая победа означала еще и правильность пути, новую уверенность: она может нести колоссальную ответственность, может быть хозяйкой громадного состояния, может управлять людьми.

В тот вечер Клава почувствовала, что Наперсник тоже вздохнул с облегчением.

– Ну вот, - сказал он, - ты и выполнила обязательную программу, как в фигурном катании, знаешь?

– Теперь - произвольную?
– рассмеялась Клава.

– Вот именно, - посерьезнел Наперсник.
– Произвольную. И даже выше того. Фигуристы свою произвольную программу ведь тоже заранее готовят, репетируют до совершенства. А ты должна выходить на лед и кататься с блеском и мастерством без всякой подготовки, исходя лишь только из предлагаемых обстоятельств. А это значит, - проговорил он многозначительно, - ты должна уметь все.

Они поговорили о том о сем, и вдруг Наперсник хлопнул себя по лбу:

– Совершенно забыл! А хотел сразу тебя обрадовать! Тебе выделена черная "Волга", представляешь? Будешь ездить, как министр. Вот такие дела. Такие права и обязанности.

На базе был и раньше так называемый завовский "Москвич"-пикап, но раз он был полугрузовой, на нем чаще перевозили какие-нибудь мелкие товары, и Клава пользовалась им только из крайней необходимости. Теперь "Волга"! На ней не станешь возить товары с железнодорожной станции. Значит, придется ездить самой.