Феб-господин! В тот час, как над озером, круглым, как чаша,

Пальмы трепещущий ствол в муках руками обвив,

Сына родила Латона, прекраснее всех из бессмертных,

С края до края тогда Делоса берег святой

Благоуханьем объялся. Земля засмеялась сырая,

Возликовала морей седоголовая хлябь.

[перевод В. В. Вересаева)

Так явился на свет греческий спаситель, чтобы бороться с силами тьмы, которые мыслились в виде страшных драконов, и чтобы затем исполнить свою особую миссию - благословить людей светом, солнцем и радостью жизни. Когда неотесанный гигант Титий заключил его мать Лето в свои похотливые объятья (Гомер, "Одиссея", xi, 576), Аполлон уложил чудовище меткими стрелами и сослал его на вечные муки в подземный мир, чтобы тот служил символом беззаконного вожделения.

Бог света и радости, он избирает своим прелестным любимцем и товарищем по играм Гиакинта. Но все, что прекрасно, цветет лишь мгновенье; несчастный случай или, по другой версии, ревность бога ветра Зефира, влюбившегося в прекрасного юношу, направляет пущенный диск в голову Гиакинта, и он погибает во цвете нежной юношеской красоты; из его крови земля производит на свет цветок, названный его именем, - исполненный глубокого смысла, рано вошедший в народную песню символ мимолетного периода юношеского цветения и сладостной весны, цветы которой скоро увядают под палящим кругом солнца (его символизирует диск) 'и под огненной летней звездой Пса. В память о прекрасном любимце Аполлона, умершем так рано, в июле справлялся праздник Гиакинтии (см. с. 81).

К числу самых очаровательных мифологических сказаний об Аполлоне относятся те, что повествуют о его пастушеской жизни. Уже Гомер ("Илиада", xxi, 448; ii, 766) знает о том, что он пас быков Лаомедонта в лесистых теснинах горного хребта Иды и исполнял такую же службу для своего друга Адмета в Фессалии (Еврипид, "Алкестида", 569 ел.). Гоня стада перед собой, Аполлон играл и пел столь восхитительно, что дикие звери покидали свои логова в горах, чтобы его послушать; как говорится в прекрасной песни хора у Еврипида, пятнистая олениха - любимое животное Аполлона - плясала под его музыку. Но он всегда остается богом сияющей красоты и неотразимой привлекательности, наслаждается ли он в одиночестве звуками пастушеской свирели, охотится ли с нимфами или нежно играет с прекрасными мальчиками. Самой известной из возлюбленных Аполлона является прекрасная, но чопорная Дафна; она отказывается пожертвовать своей девственностью и, дабы ускользнуть от преследующего ее бога, превращается, попросив об этом богов, в лавр, который с тех пор посвящен Аполлону. Отдельные местные сказания перечисляют внушительное число любимцев и любимиц Феба; исполненные негодования, которое нередко доводит их едва ли не до фальсификации, отличающиеся полным непониманием, Отцы Церкви (Климент Александрийский, Protr., p. 27, Potter; Арнобий, iv, 26; Юлий Фирмик, De erroribus, 16) вносят их имена в свои списки, сводя местные предания со всей Греции в единый однообразный рассказ, тем самым стремясь показать, что Аполлону действительно следует приписать бесчисленные любовные связи. Данный вопрос, который касается любовных похождений также и других богов, должен быть решен здесь раз и навсегда.

Менее известна, но просветлена золотом истинной поэзии Пиндара (Olympia, vi, 36) любовь Аполлона к Эвадне, приемной дочери аркадского царя Эпита. Когда она не могла долее скрывать свою беременность, ее отец отправляется в Дельфы, чтобы вопросить оракула. Тем временем дочь царя, по древнему обычаю отправившуюся за водой, одолевают родовые муки; в лесу она тайно рождает ребенка - мальчика, которого она вынуждена оставить здесь же. Но к нему приползают две змеи и кормят его медом. Отец возвращается из Дельф с ответом, что новорожденный - сын Аполлона и ему определено судьбой стать родоначальником бессмертного рода провидцев. Царь ищет младенца повсюду, но никто не знает, где он. Наконец Эвадна приносит сына из леса, где он лежал, укрытый фиалками, и называет его Иамом, или "сыном фиалок" (от ion фиалка).

Сказание далее гласит, что Аполлон силой добился любви Кирены, дочери фессалийского царя Гипсея. Пиндар удивительным образом преобразил на свой лад и это предание; его возвышенному пониманию божественного противоречил рассказ о том, что Аполлон добился любви Кирены с помощью силы, и потому поэт описывает, как в сердце бога борются страсть и душевное благородство, и переносит этот конфликт в его беседу с Хироном, мудрым кентавром и воспитателем героев. Как говорит Хайнеманн, Аполлон и Хирон, юношеский порыв и дух мудрости, суть две души в груди одного бога. Этим объясняется и задорный, даже насмешливый тон кентавра: он дает совет, зная, что бог уже все решил (Pythia, ix, 18 сл.):

Это он [Гипсей] вскормил Кирену, чьи локти сильны,

И не любила она ни возвратный бег челнока по станку,

Ни радость пиров средь верных друзей,

Нет: меч и дрот

Медный обрушивала она на лесных зверей,

Мирный покой добывая для отчих стад,

И мало взыскивал с ее век перед зарей

Сладкий наложник - сон.

В безоружном одноборстве с тяжелым львом

Застиг ее

Дальний стреловержец с широким колчаном, Аполлон; И так он выкликнул Хирона из покоев его: "Выйдя из святых пещер, сын Филиры,

Подивись на женскую мощь и дух,

Как юная бьется, не дрогнув лбом,

Сердцем осиливая усталь, В душе не обуреваемая страхом!

Кто родил ее? Отсевком какого сева

Она держит убежища тенистых гор? Силу она вкушает безмерную!

Праведно ли поднять на нее громкую мою руку,

Праведно ли с ее ложа сорвать медовый цветок?"

И ярый кентавр,

Усмехнувшись из-под добрых бровей,

Отозвался таким ему советом: "Умному Зову

Тайные вверены ключи

Святых ласк.

И богам и людям

Стыдно у всех на виду

Мять первины сладкого ложа,

Оттого-то тебя, кто не властен лгать,

Медвяный пыл

Понуждает к притворному слову.

Откуда ее род,

Спрашиваешь ты, владыка?

Спрашиваешь ты, кто знаешь

Предел всех путей и цель всех вещей,

И сколько вешних листков брызжет из-под земли,

И сколько песчинок клубят моря и реки меж вихрей и волн,

И все, чему быть, и откуда быть?