— Черт, снова то же самое. — Он покачал головой. — Такого не должно быть, вы понимаете: у меня есть сроки, а на этой кассете гораздо больше меня, чем вас.

— АО чем вы бы хотели поговорить еще? — спросила Клер мягко. Она переживала за него, она мучилась за его печаль, и пустоту и за всю его утраченную любовь и потерянные привязанности к его жене, сыну, книгам. — Как вы думаете, мы управимся за час? У меня после и вправду будет много работы.

Алекс вставил еще одну кассету в диктофон и положил в карман записанную.

— Часа вполне хватит. Давайте начнем с этого дома и различных стилей вашей жизни. И мне хотелось бы услышать еще немного о вашей работе. А потом, если Эмма уже проснулась, я хотел бы поговорить с ней.

Клер, налила в обе чашки кофе и откинулась в кресле. В комнате было тихо, приглушенно. Взглянув за окно, она увидела, как крупные хлопья снега несутся сквозь побелевшие веткХ трущиеся о стекло. Мастерская стала казаться еще более светлой уютной гаванью, и Клер слушала шум голосов ее и Алекса, как будто была сторонним наблюдателем, стоявшим где-то у двери: звук их смеха, тихое позвякиванье чашек. В этом теплом месте она чувствовала себя необычайно комфортно, не надо было ничего подтверждать и проходить какие-то испытания. С ним было легко разговаривать, он мягок, но не лукав в своих вопросах, и быстро все понимает, когда она подыскивает нужное слово. Она осознала, что ей хорошо и приятно вот так сидеть, а когда, ей пришла мысль о работе, то она позволила эту мысль смыть потоком их беседы.

Телефонный звонок все испортил. Они оба слегка вздрогнули. Когда Клер подняла трубку, Алекс остановил запись.

— Да, — сказала она, и Алекс расслышал неожиданное напряжение в ее голосе. — Я думала, что нужно к восьми, — сказала она, помолчав. — Хорошо, ладно, я буду готова к семи. — Красной ручкой она выписывала кружки на клочке бумаги под рукой, круг за кругом. — Мы пойдем к Роз и Хейлу?… Нет, я не знала, но это отлично, мне у них нравится. Ты прав: туда ехать по крайней мере час. — Она соединила круги еще меньшими, образовывая цепочку, которая извивалась по всей странице. Она слушала, и на ее губах появилась улыбка:

— Да, конечно. Я буду. До семи! Она повесила трубку:

— Извините. На чем мы остановились?

Алекс ощутил странное чувство потери. Ни в одной из их бесед в ее голосе не появлялась такая чувственная нотка, и не бывало такой внутренней улыбки, все это — лишь для ее телефонного собеседника. Они ее изменяли, она становилась для него менее исключительной, и даже — менее интересной. Он меланхолически ощутил, что что-то уходит.

— Мы говорили об этом доме, — сказала Клер. — Но, вы понимаете, мне, собственно, кажется, что мы все уже обговорили. — Она поглядела на часы. — Пойду посмотрю, не проснулась ли Эмма.

Она вышла из комнаты, и Алекс не попытался ее остановить. Она была права: они все уже обговорили.

— Ты была занята — сказал Квентин. Его фары высветили низкую изгородь, которую он и искал, и автомобиль повернул на неразмеченную, грязную дорогу, которая вела к ферме Роз и Хейла Йегеров. Перед ними на свежем снегу виднелись следы шин.

— Да, — ответила Клер, потому что она отказывала ему во встрече дважды за последние четыре дня. Она думала о нем и скучала, но была так занята все время, что ей хватало и одной мысли, что она увидит его в пятницу. — А у тебя хорошо прошла неделя? — поинтересовалась она.

— Ничего особенного. Одна забавная история: мы получили почту для Эммы.

— Почту? Не поняла. От кого?

— От женщин, которые видели ее в рекламе.

— Какой рекламе?

— Первого выпуска. Ты же знаешь, что мы уже начали их публиковать.

— Нет. Нет, понятия не имела. А Эмма знает?

— Я полагал, что Билл или Хейл ей скажут. Это была предреклама, там говорилось, что «Эйгер Лэбс» в марте выпустит нечто особенное, некий ПК-20, революция, останавливающая время… и тому подобное. Ты понимаешь, как все это делается. Мы и раньше делали нечто подобное, но только с картинкой банки и написанным от руки именем или формулой и кучей пустого места. А на этот раз мы решили использовать Эмму с прототипом одного из твоих дизайнов. Я думал, что ты знала:

— А где эта реклама появилась? — холодно спросила Клер. Она была в ярости. Она была уверена, что Эмма сказала бы ей про эту рекламу, если бы сама знала, так что похоже, что никто не счел достаточно важным держать их в курсе выполнения программы, символом которой была Эмма, а дизайнером — Клер.

— Успокойся, — сказал Квентин рассеянно, ища выезд на дорожку. — Ты воспринимаешь это как какое-то личное оскорбление. Кто-то чуть ошибся, вот и все. Если бы ты знала побольше о том, как функционирует компания, ты бы не была так удивлена.

— Где она появилась? — повторила она.

— В декабрьском выпуске «Вог» и «Эль» и еще в паре других. Они еще пока не в продаже, но подписчикам уже поступили. И мы получили почту для Эммы. — Снежинки заплясали на фарах, когда они — высветили белые воротца и белую с золотым вывеску, возвещавшую: "Ферма «Ясная Долина», и Квентин свернул на дорожку, следуя за отпечатками шин впереди. — Хейл может рассказать тебе больше, чем я. Только не напирай на то, что ты не знала о рекламе.

Клер захотела возразить, что она сама знает, как вести себя у кого-то в гостях, но опомнилась — когда она злилась, ей было лучше молчать. Следы шин перед ними, свернули и исчезли за сараем, но Квентин поставил машину на площадке, предназначенной для экипажей гостей, за передней дорожкой. Перед ними был дом с черно-белыми ставнями, изящными своей симметричностью, с ярко сияющим фонарем на крыльце и со светом в каждом окне. Крыльцо украшали тыквы, початки маиса и стальная чистка для обуви в виде таксы, а когда Хейл открыл дверь, первое, что заметила Клер — был уютный огонь в камине прихожей. А затем она увидела Джину.