Похмелье

Аннотация

Джон Д.Макдональд Похмелье Перевел с английского Виктор Анатольевич Вебер "Я очень смутно помнил этот рассказ, опубликованный много лет тому назад, и меня постоянно удивляло, что мои читатели всегда выделяли его из сотен, написанных мною. Он не привязан к определенному времени и, наверное, каждому из нас, кто хоть раз выпивал лишнего, приходилось вспоминать, что произошло с ним накануне". Джон Д. Макдональд Демобилизовавшись из армии после окончания второй мировой войны, Джон Макдональд (1916-1986) начал публиковаться в различных дешевых журналах, как под своим именем, так и под псевдонимами. Часто его рассказы публиковали и более респектабельные периодические издания, которые выплачивали куда более высокие гонорары. Одним из первых он оценил перспективность рынка покетов, книг в обложке, и начал активно сотрудничать с издательствами, специализировавшимися на этом виде печатной продукции. Его самый знаменитый персонаж - Тревис Макги, флоридский крутой парень, помогающий людям выбраться из передряги, зачастую подвергая себя опасности. Его наиболее известный роман "Палачи" (1958) дважды экранизировался. Ему снилось, будто он чтото уронил, чтото ценное упало в камин, и теперь он лежит на боку, пытаясь сквозь пламя заглянуть в черные глубины, понять, чего же лишился. Но яркое пламя слепило глаза, обжигало лицо, выпаривало слюну, а в ушах чтото надсадно скрежетало. Он проснулся, но ощущения остались, В ушах надсадно скрежетало прерывистое дыхание, горло пересохло от дикой жажды, а глаза болели от ярких огней, которые горели под веками. Когда же он открыл глаза, утреннее солнце просто ослепило его, и их пришлось срочно закрывать. В это утро он так дурно себя чувствовал, что не мог думать ни о чем, кроме как о реакциях собственного организма. Голова и тело требовали неусыпного внимания. Низкое солнце подсказывало ему, что еще очень рано. Долгий сон замедлил неистовый бег сердца, но оно все равно отрывисто стучало и каждый удар молоточками отзывался в висках. К чудовищной жажде добавлялась тошнота, которая то и дело подкатывала к горлу изнутри. Кисти рук и стопы заледенели, тогда как бедра, там, где он их касался, вспотели. Все тело, казалось, покрывала корка, и он понял, что вечером сильно потел. Потом пот высох, сильно стянув кожу. Боль под веками пульсировала в такт биению сердца. Он сел, наклонился вперед, плотно сжав веки, положив холодные, трясущиеся пальцы на голые колени. От слабости не мог пошевелиться, тошнота не уходила, к ней прибавилась депрессия. Конечно, он понимал, что с ним происходит. Похмелье. Крайне нежелательное последствие весело проведенного вечера. Утренняя смерть. Он поднялся. На подгибающихся ногах доплелся до ванной. Включил холодную воду. Жадно выпил полный стакан. Когда набирал второй, желудок конвульсивно сжался. Он повернулся к унитазу, упал на колени, больно стукнувшись ими о плитки пола, схватился за края, завис над унитазом, голый, несчастный. В раковину продолжала бежать вода, а его все выворачивало наизнанку. Наконец, он поднялся. Слабости прибавилось, зато самочувствие чуть улучшилось. Он вытер лицо влажным полотенцем, вновь принялся пить воду, теперь уже не спеша, растягивая каждый глоток. Выпил много, потеряв счет стаканам. Пил холодную воду, пока желудок не раздулся, наполнившись до предела, а жажда оставалась прежней. Поставив стакан на полку, он посмотрел на себя в зеркало. Глянул коротко, мимолетом, как смотрят на незнакомца, потом посмотрел вновь, словно первым взглядом утолить любопытство не удалось. Кожа посерело, глаза припухли, на щеках щетина, но в принципе лицо осталось прежним, на нем никоим образом не отразилась боль, мучившая тело. Взгляд на собственное отражение стал первым шагом к установлению личности. Ты - Хэдли Парвис. Тебе тридцать девять. Твои волосы седеют с невероятной, наводящей тоску быстротой. Он повернулся спиной к пустому, бесстрастному лицу, отказывающемуся оценить и выразить его мучения. Прижался ягодицами к холодному фаянсу раковины и внезапно перед его мысленным взором, ясно, и четко, словно на рекламном объявлении в глянцевом журнале, возник низенький стаканчик, до краев наполненный темнокоричневым бурбоном. Невероятным усилием воли он сумел отогнать это видение. "Еще нет", подумал он, и тут же задался вопросом, ну почему эта мысль всякий раз приходит в голову. Без нее не обходилось ни одно похмелье: он представлял себе, что медленно превращается в алкоголика. Сауэр, лимонный коктейль с ромом, стал для него ритуальным по утрам в воскресенье, и Сара с этим уже смирилась. Но об алкоголизме, разумеется, не могло быть и речи. Этот день, к сожалению, был рабочим, поэтому первый "мартини" ждал его у "Марио" лишь в половине первого. Если кто и волновался об его пристрастии к алкоголю, так это Сара, и лишь потому, что не понимала сцецифики работы, которой он занимался, и предъявляемых ею требованиям. Если человек пил двадцать один год, его пристрастие к спиртному не должно внезапно вызывать озабоченность, которую в последнее время проявляла Сара. По вечерам, одни, они выпивали перед обедом, и Сару это нисколько не тревожило. Она, как и любой нормальный человек, любила пропустить стаканчикдругой. Но потом она какимто образом узнала, что он, уходя на кухню, чтобы наполнить стаканы из графина с "мартини", стоящего в морозильнике, не отказывал себе в длинном глотке ледяной жидкости. А застав на месте преступления, заявила, что его желание выпить тайком говорит о многом. Он попытался объяснить, что его порог чувствительности к алкоголю значительно выше, чем у нее, и ему проще выпить на кухне, чем выслушивать ее жалобы на то, что он слишком часто наполняет свой стакан. Стоя в ванной, он слышал звуки пробуждающегося города. Слух его стал неестественно острым. Он понял, что это абсурд, стоять столбом, мысленно спорить с Сарой и злиться на нее. Подошел к душевой кабине, отрегулировал температуру воды, сделав ее чуть теплой, только потом встал под струю. И надолго застыл, подставив лицо под водопад. * * * Стоя в душевой, начал осторожно вспоминать прошлый вечер. Опыта по этой части ему хватало. Он трудолюбиво рылся в памяти, заранее зная, что его ждут угрызения совести и отвращение к себе. Первая часть вечера, как обычно, вспомнилась легко. Предстояло решать важные вопросы и вчера утром он тщательно оделся, зная, что не успеет забежать домой после работы: предстояло сразу ехать в отель на презентацию продукции одного из главных клиентов агентства. С коктейлями, обедом, речами, показом роликов, озвучиванием планов продвижения на рынок новой модели. Важность события заставила его не налегать на спиртное у "Марио". Он ограничился лишь двумя "мартини". Но все испортил Билл Хантер, который заглянул в его кабинет в три часа дня, чтобы с облегчением и одобрением сказать: "Рад, что ты в очередной раз не устроил себе трехчасовой ленч, Хэд. Старик сомневается, а следует ли тебе идти на вечернее мероприятие". Внезапно Хэдли Парвис жутко разозлился. В принципе он хорошо относился к Биллу Хантеру, несмотря на его умение четко держать нос по ветру, несмотря на ловко скрываемое честолюбие, что позволило ему за очень короткое время втереться в доверие к главе агентства. - И ты, ему, естественно сказал: "Мистер Дрисколл, если Хэд Парвис не может идти на презентацию, я тоже не пойду", И он, конечно, дал задний ход. Под его взглядом Билл Хантер покраснел. - Нет, конечно, Хэд. Но я расскажу тебе, что за этим последовало. Он спросил меня, будешь ли ты, по моему разумению, вести себя пристойно. Я ответил, что безусловно, потому что ты понимаешь значимость предстоящей презентации, и напомнил ему, что детройтцы тебя любят, так как ты прекрасно организовал им весеннюю кампанию. Поэтому, если вывести тебя из игры, моя задача только усложнится. - И это, разумеется, твоя главная забота. Хантер зло посмотрел на него, вздохнул. - Черт побери, Хэд... - Можешь не волноваться. Налегать на спиртное не буду. Билл Хантер вышел. Хэдли попытался убедить себя, что все это ерунда, обычный рабочий момент, но не смог. Негодование осталось. Вызванное тем, что к нему относятся, как к ребенку. И он подозревал, что Хантер сам поднял эту тему, мимоходом сказав Дрисколлу: "Надеюсь, Парвис не устроит сегодня очередного шоу". Нет, старик никогда не заговорил бы об этом первым. Он знал, что старик искренне его любит. Они через многое прошли бок о бок. И то были серьезные испытания, которые еще не по плечу бойскаутам вроде Хантера. * * * В пять часов он вышел из кабинета, спустился вниз и взял такси на пару с Дэйви Тидмаршем, единственным из молодых, кого пригласили на презентацию. Дэйви подпрыгивал от восторга и раздувался от гордости. Хэдли он нравился. Дэйви хотелось узнать, что их ждет, и Хэдли не счел за труд рассказать ему, прямо в кабине. - Нас будет гораздо меньше. Из Детройта прибыл целый батальон, будут также и банкиры. Все очень серьезно, вкладываются большие деньги. Презентация закрытая. Только для своих. Возможно, они привезут макет. Идея в том, чтобы новая модель произвела наилучшее впечатление на дилеров. У нас есть два, как нам представляется, неплохих предложения. Сначала устроить карнавал, на котором новую модель будут покупать только дилеры. А уж потом развернуть кампанию по продажам потребителям. Презентация будет окружена завесой секретности, Дэйви. В Детройте на этом помешаны. У дверей будут дежурить сотрудники охранного бюро. Вооруженные. Все было, как он и предполагал, только роскошнее, чем годом раньше. Собственно, роскоши прибавлялось с каждым годом. Проходила презентация на верхнем этаже отеля, в большом конференцзале. Каждого тщательно обыскивали при входе, каждому выдавали по бирке с номером, которую следовало прикрепить к лацкану пиджака. Левую стену занимал бар длиной в шестьдесят футов. Вдоль правой стены стоял длинный стол для закусок. Под потолком медленно покачивалось голубое облако дыма, в зале стоял гул мужских голосов. Хэдли кивал и улыбался людям, которых знал, держа курс к бару. Со стаканом в руке прошел в следующую комнату, пройдя проверку у порога, где выставили макет. Хэдли не мог не признать, что все сделано по высшему классу. Макет, в треть от натуральной величины, медленно вращался на возвышении, краснобелый автомобиль с откидным верхом. Рядом с ним красовался женский манекен в купальнике. И макет, и манекен заливал искусственный солнечный свет. Хэдли отметил, как здорово имитирован загар девушки. Ее фигура напомнила ему о Саре, и по телу прокатилась волна нежности. С Сарой ему повезло, он никогда бы не нашел лучшей жены. Он смотрел на вращающийся автомобиль, восхищаясь плавностью его обводов, а в голове уже выстраивались рекламные слоганы. Оглядевшись, увидел, с каким восторгом смотрят на новую модель те, кто видел ее впервые. Допил стакан и вновь направился к бару. Злость на Билла Хантера бесследно исчезла. Получив полный стакан, он отыскал Билла. - После нашего разговора я сильно на тебя надулся. - И напрасно, - держался Билл отстраненно. - Извини, Хэд, я хочу поздороваться с одним человеком. Хэдли устроился у стойки. В одиночестве пробыл недолго. Через десять минут его окружили шесть или семь человек. Вот эти моменты он ценил на презентациях больше всего. Спиртное быстро позволило ему обрести отменное красноречие. Остроумные фразы сыпались, как из рога изобилия. Стоявшие вокруг радостно смеялись. ОН чувствовал, что его ценят и любят. Вроде бы в этот момент внутренний голос начал посылать предупреждающие сигналы, но он их проигнорировал. Сам знал, когда останавливаться. Он рассказывал скабрезную историю о Джимми и Джекки, знал, что рассказывает ее хорошо, чувствовал, что все прекрасно, а главное, под контролем. * * * Но вот после этого момента память начала давать сбои. Целостность исчезла, остались отдельные эпизоды, пусть и очень яркие, но разделенные промежутками серой пелены, за которую заглянуть не удавалось. Он все еще сидел в баре. Аудитория уменьшилась до одного человека, худенького, невысокого росточка, который раскачивался, ухватившись руками за стойку. Он старался чтото разобъяснить недомерку. Тот продолжал качать головой. Подошел Хантер, взял его за руку. - Хэд, ты должен чтонибудь съесть. Они скоро унесут закуски. - Спасибо, коллега, что не забываешь про меня. - Сядь, я принесу тебе тарелку. - Никто никогда не говорил, что Хэдли Парвис не сможет своими ногами дойти до того места, где раздают еду. Хантер дергал его за руку, но он осушил стакан до дна, аккуратно поставил на стойку, и двинулся к столу с закусками, вырвав руку из пальцев Хантера. Взял тарелку, оглядел блюда. Есть решительно не хотелось. Посмотрел на Хантера. Тот не сводил с него глаз. Он пожал плечами и двинулся вдоль стола. Другой эпизод. Он стоит с полной тарелкой. Оглядываясь, замечает, как Хантер отчаянно машет ему рукой. Не реагирует, направляется к столику, за которым Дрисколл сидит с какойто шишкой из Детройта. Его позабавила тревога, проступившая на лице Дрисколла. Но он сел за столик, и Дрисколлу пришлось его представить. Чуть позже. Он чтото уронил с вилки, поднял, поймал неприязненный взгляд детройтской шишки, лысого, с мясистым лицом и маленькими синими глазками. Вспомнил, как начал размышлять об этом неприязненном взгляде. Другие разговаривали, он ел. "Они думают, что я - клоун. Я могу из развлекать, но не более того. Они и представить себе не могут, что мне по плечу и глубокий анализ, и серьезные выводы". Он вспомнил, как нахмурился Дрисколл, когда он влез в разговор, обратившись непосредственно к лысому из Детройта, не позволяя языку заплетаться, стараясь четко выговаривать каждое слово. - Очень симпатичный макет. Благодаря этой модели многие машины устареют раньше своего времени. Как я понимаю, мы вступили в период искусственно ускоренного старения имеющихся на рынке товаров. Качество более не является визитной карточкой американского продукта. Наш нынешний Бог - оборот. Поэтому все производители и стремятся выбрасывать на рынок товар, который изнашивается, ломается, обладает малым ресурсом или, как ваш автомобиль, меняет моду. Потому что за все платит потребитель. Вы держите руку в его кармане, а мы - в вашем. Он очень живо вспомнил свою коротенькую речь, от первого до последнего слова, и помертвел от ужаса. Возможно, он говорил правду, но крайне неудачно выбрал время и место, такие речи не произносились на празднике, где все поздравляли друг друга с представившейся возможностью продавать первоклассный товар. Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Как он мог такое сказать в присутствии Дрисколла. Да уж, теперь придется ползать на пузе и извиниться. Он не смог вспомнить ни реакции детройтца, ни Дрисколла. Что происходило за столиком дальше, кануло в серой мгле. Он вновь сидел у стойки, со стаканом в руке. Хантер стоял рядом, на его глазах блестели слезы. - Святой Боже, Хэд! Что ты ему сказал? Что ты сделал? Я никогда не видел его таким расстроенным. - Если что и сказал, то правду и ничего кроме правды. А теперь я собираюсь вдохнуть жизнь в этот маленький оркестрик. - Оставь музыкантов в покое. Пожалуйста, поезжай домой. Поезжай, Хэд. * * * Вновь провал в памяти, и теперь он уже спорил с барабанщиком. Тот решительно отказывался уступить ему место за барабанами. Официант ухватил его за руку. - В чем дело? - зло спросил он. - Я хочу научить этого клоуна держать темп. - С вами хочет поговорить какойто господин. Он в гардеробе. Попросил меня привести вас к нему. В гардеробе его поджидал Дрисколл. Шагнул к Хэдли. - Не открывай рта, Парвис. Слушай внимательно, если только ты на это способен. Ты меня понимаешь? - Разумеется, по... - Заткнись! Благодаря тебе мы, возможно, потеряли самого выгодного клиента. А причина тому - твоя убедительная речь. По его словам, он понятия не имел о том, что у меня работают коммунисты. Он сказал, что ему становится дурно, когда ктото критикует американский образ жизни. Знаешь, что я скажу ему, как только вернусь за столик? - Нет. - Что вызвал тебя сюда, уволил и отправил домой. Понял меня? Это попытка спасти контракт. Но, если бы такой необходимости не было, я бы все равно уволил тебя и сделал это лично. Я думал, что у меня не повернется язык. Всетаки мы давно работаем вместе. Но, как выясняется, Парвис, я это делаю с удовольствием. Испытываю несказанное наслаждение от того, что, наконец, избавился от тебя. Не открывай рот. Я не возьму тебя, даже если ты согласишься работать за так. Что б ноги твоей в агентстве не было. Завтра не приходи. Моя секретарь запакует твои личные вещи. Я пришлю их тебе с курьером, вместе с чеком. И то, и другое ты получишь завтра до полудня. Ты умный человек, Парвис, но в городе полно умных людей, которые знают меру в спиртном. Прощай. Дрисколл развернулся на каблуках и прошествовал в конференцзал. Хэдли помнил, что слова Дрисколла медленно просачивались сквозь алкогольный туман. Помнил, как стоял, остолбенев, думая о том, как о сообщит новость Саре и что услышит в ответ. А потом, словно по мановению волшебной палочки, оказался в районе Таймссквер, по пути домой. Тротуар горбился под ногами и ему приходилось то и дело взмахивать руками, чтобы сохранить равновесие. Яркая реклама резала глаза. Сердце колотилось. Ему не хватало воздуха. * * * Он остановился, посмотрел в витрину все еще открытого магазина товаров для мужчин. Прочитал табличку на двери: "МЫ РАБОТАЕМ ДО ПОЛУНОЧИ". Посмотрел на часы. Одиннадцать с небольшим. Онто думал, что давно уже начался новый день. Внезапно возникло неуемное желание доказать себе и этому детройтцу, что он и не был пьян. Потому что, доказав это, он мог сказать, что Дрисколл уволил его не за пьянство, а за убеждения. И кому охота работать там, где человек не имеет права открыто высказать свое мнение? Собрав волю в кулак, он вновь уставился в витрину. Внимание его привлек галстук. Серый галстук из шерстяной ткани с вышитой на нем темнокрасными фигурками, стилизованными под буквы греческого алфавита. Он решил, что галстук ему очень понравился. Стоил он три с половиной доллара. Стараясь не покачиваться, Хэдли откашлялся и вошел в магазин. - Добрый вечер, сэр. - Добрый вечер. Мне понравился галстук в витрине. Серый с красным рисунком. Слева. - Вас не затруднит показать, какой именно. - Отнюдь, - Хэдли показал. Продавец снял точно такой же со стойки. - Положить в коробку или в пакет? - В пакет. - Очень красивый галстук, сэр. Он дал продавцу пятерку. Получил сдачу и пакет. - Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи. * * * - Спокойной ночи, - твердым шагом он вышел из магазина, очень довольный собой. Зашел, купил, поговорил с продавцом. Если ему потребуется доказать, что он не был пьян, продавец это засвидетельствует. "Да, я помню этого господина. Заходил в магазин незадолго от закрытия. Купил серый галстук. Трезвый? Ну, может, пропустил пару стаканчиков. Но держался более чем пристойно". А вот гдето между магазином и домом память отказала полностью. Вроде бы остались очень смутные воспоминания о ссоре с Сарой. Но, с другой стороны, ссорились они чуть ли не каждый день. Он растерся жестким полотенцем и вернулся в спальню. Подумал о том, что остался без работы, и почувствовал панику. Новую найти будет не такто легко. А о такой же просто не могло быть и речи. В рекламном бизнесе новости распространялись со скоростью лесного пожара. Может, оно и к лучшему. Может, пока сменить работу, город, образ жизни. Может, и с Сарой отношения наладятся. Но его охватил страх. Страх перед будущим, страх за себя. Такого сильного похмелья у него еще не бывало. Грезы, яркие, четкие, путались с реальностью. Он всматривался во впечатавшееся в память лицо Дрисколла и надежда на то, что оно ему привиделось, таяла и таяла. В спальне он достал из ящика чистое белье. На ум вновь пришел купленный накануне галстук. Он не мог понять, почему придает такое значение этой покупке. Одежда, в которой он был на презентации, валялась на полу у кровати. Он поднял ее. Вытащил содержимое из карманов. На лацкане застыло озерцо блевотины. Он не помнил, чтобы его рвало. На левой брючине обнаружил вырванный клок. Только сейчас заметил ссадину на левом колене. Галстука в карманах не было. Может, его покупка тоже ему приснилась? Но откудато из глубин памяти прорывалось еще одно воспоминание, связанное с галстуком. Он решил пойти на работу. Ничего другого просто не оставалось. Если слова Дрисколла ему не пригрезились, может, к утру Дрисколл сменил гнев на на милость. Побрившись, он подошел к шкафу, чтобы выбрать галстук. Нового не нашел. Завязывая один из старых, заметил на полу у корзинки для мусора бумажный комок. Наклонился, поднял, расправил, прочитал на пакете название магазина и понял, что действительно купил галстук. Еще не было восьми утра, а он уже полностью оделся. Чувствовал себя отвратительно, хотя голова уже болела не так сильно. Руки тряслись, ноги подгибались. Он решил, что пора пообщаться с Сарой. Он знал, что видел ее прошлым вечером. Вероятнее всего, она уже легла, встала, услышав, как он открывает дверь и, по заведенному ею обычаю, устроила ему скандал. Он надеялся, что не сказал ей про увольнение. Да, если это был сон, он не мог ей этого сказать. А вот если сказал, значит, его действительно уволили. Через ванную он прошел в ее спальню. Кровать разобрана, но пуста. Короткий коридор привел его на кухню. Не нашел Сару и там. Начал волноваться. Неужели ссора получилась такой жаркой, что она оделась и ушла. Он насыпал кофе в кофеварку, включил. Наполнил высокий стакан ледяным апельсиновым соком, выпил. В квартире царила необычная тишина. Он налил второй стакан, осушил на половину, направился в гостиную. * * * Остановившись в дверном проеме, увидел галстук, узнал цвет, стилизованные буквочки. Стоял, со стаканом в руке, и смотрел на галстук. Аккуратно завязанный. А над узлом на подлокотник кресла привалилось лицо Сары, цветом напоминающее только что снятый с куста баклажан.