– Простите, - теперь уже неловко было мне. Однако, старик в очередной раз улыбнулся и сказал:

– Да ничего. Что в этом такого?.. Лучше давайте представимся друг другу. А то как-то не очень хорошо получается... Владислав Георгиевич, - собеседник протянул мне руку. Я, не колебаясь, ее пожал, произнося свое имя. Впервые за много лет мне показалось, что я нашел родственную душу. Мне почти все нравилось в новом знакомом. К тому же, судя по всему, и он воспринимал мир через призму собственного одиночества.

Только его одиночество представлялось мне еще более страшным, нежели мое. В общем, мне первым пришло в голову сказать:

– Хотите составить мне компанию? Сначала сходим на парад, а потом можно будет погулять по Москве. Ответом был радостный кивок седой головы и фраза, которая моментально запала в мою душу:

– Все равно же одни едем. А вместе не так скучно будет.

– У вас друзья-однополчане остались?
– спросил я.

– Никого. Возраст у всех за восемьдесят, многие умерли, со многими я связь потерял.
– Да уж. Нас остается все меньше и меньше...

***

Дальше все сложилось чрезвычайно логично... Я вернулся в купе и еще минут двадцать наблюдал, как маленький толстый мальчик вопрошал свою большую толстую маму: "Мама, а можно еще яичко?". Удивляло только то, что у него до сих пор не случился завороток кишок. Женщина, когда я вошел в купе, сразу же вперила в меня свои светлые очи. И я моментально понял, что отмечать праздник она уже начала - ее глазки еще более сузились и постепенно сьезжались к переносице. Однако, сделать ничего было нельзя, поэтому мне пришлось оставаться с этой милой семейкой. Чуть позже, к моему неописуемому восторгу, поезд дошел до Москвы и мы вместе с Владиславом Георгиевичем ступили наконец-то на твердый асфальт столицы. Парад оказался просто незабываемым. Власти явно не поскупились на организацию праздника. Мой новый знакомый чувствовал себя на подьеме и я, конечно, искренне за него порадовался. Про себя тоже не забыл после парада мы отправились гулять по Москве. Владислав Георгиевич уже в свое время бывал в этих местах и поэтому знал, что следует посмотреть в первую очередь. Я слепо повиновался его инструкциям. Москва старая, Москва советская, Москва современная - мы обошли все, что смогли... К сожалению, возраст у нас не тот, чтобы быть способными на все сразу. Но это проза жизни... В конце концов основная часть прогулки закончилась и, отобедав в дешевом ресторане (на дорогой денег у пенсионеров нет и быть не может), мы очутились на Васильевском спуске. Наш путь лежал в сторону гостиницы "Россия".

– Странно, - сказал Владислав Георгиевич, - Вроде бы почти ничего такого не делали, а я устать успел.

– Только в двадцать или тридцать лет можно шататься весь день без последствий, - произнес я, - Нам же с вами больше семидесяти.

– Не знаю, как вы, а я чувствую себя сегодня максимум на пятьдесят.

– И все равно... Старость есть старость. Никуда от нее не деться.
– Вы думаете, что молодость лучше?

– Не молодость лучше, а детство.

– Ну это смотря какое детство... Мне, к примеру, пришлось в восемь лет начать работать, чтобы матери хоть немного помочь. Отца я не помню - умер еще до моего рождения. Хозяйство надо было держать на плаву.

Иначе только голод нам светил.

– Хорошо... А молодость?
– А что молодость?.. Молодость - это война. Для всего нашего поколения так вышло. Смерть, разруха и горе вот наша молодость. Ну а после войны?

– Мне не повезло и после войны... Такая уж жизнь получилась... Женился, появились дети, но это все совсем не счастье.

– Почему?

– Жену я не любил... Только жалел. Из жалости и женился... Дети моими никогда не были - я их усыновил.

– Дети ваши были от первого брака жены?

– От первого и от второго... Девочка и мальчик, - Владислав Георгиевич грустно улыбнулся, - Женька и Валерка... Они меня не очень любили. Я всегда чувствовал отчуждение.
– А дальше?

– Дальше жена умерла, дети погибли... Я остался совсем один. Вот и вся моя жизнь, как на ладони.

– Любая жизнь сама по себе ценна, - сказал я, - Детство особенно... В детстве все воспринимается по другому... Вы считаете, что никогда не были счастливы?

– Счастье - сложная штука, - после этих слов Владислав Георгиевич остановился, чтобы немного передохнуть, - Оно просто не существует... Люди сами придумали его, чтобы самих себя успокаивать в трудную минуту.

– И все же ответьте: вы когда-нибудь были счастливы?
– начал настаивать я. Владислав Георгиевич недовольно сморщился.

– Не знаю, - произнес он, - Трудно сказать... Скорее всего, никогда.

– Так не бывает. Вы просто забыли свое счастье...

– Как я мог забыть свое счастье?
– в глазах старика появились удивление и раздражение одновременно.

– Элементарно.

– Но как?

– Хорошо...
– я обреченно вздохнул, - Пойдемте. Я покажу вам...

Владислав Георгиевич посмотрел на меня, как на сумасшедшего, однако пошел за мной. Мы, не обмениваясь ни словом, спустились под мост, где обнаружили совершенно свежую кладку. Проход был замурован и явно только что заштукатурен. На улице стало тихо. Люди, которых вокруг до этого было много (праздник все-таки), незаметно исчезли - Где все люди?
– спросил ветеран, страшно удивленный происходящим на его глазах.
– Не обращайте внимания, - сказал я ему и подошел к кладке вплотную, - Просто идите за мной...

Владислав Георгиевич послушно приблизился. Я произнес: "Теперь держитесь", - и шагнул сквозь стену.

Ветеран последовал за мной... Первым появился запах свежескошенной травы. Затем мы увидели небольшой лесной массив и полянку с расположенной на ней детской площадкой.
– Где мы?
– спросил Владислав Георгиевич, - Мы прошли сквозь стену?

Я ответил:

– Мы не проходили сквозь стену... По крайней мере, в привычном понимании этого... Мы теперь совсем в другом месте.