Hесмотря на все старания, информация всё же попала в газеты. Газетчикам удалось раздобыть фотографию Иванова Дениса Павловича в возрасте восьми лет, и она теперь красовалась на первых полосах всех уважающих себя газет. Газеты ругали полицию, обвиняли ФБР в шизофрении, а Иванова в шпионаже, спорили о возможности или не возможности массового гипноза, в общем, делали своё дело. А ФБР делало своё.

После того, как русский поочерёдно разжал стальные кольца наручников под предлогом, что они неудобны и руки в них затекают, его стали водить на допросы с усиленным конвоем. Hа допросах, на которых по личной просьбе присутствовал и Джонсон, молодой самоуверенный чернокожий ФБРовец долго и подробно объяснял русскому законы гравитации, неуместность музыки в метро и сомнительность утверждения, начертанного с четверга на пятницу в небе. Русский слушал внимательно и молчал. Так бы всё и тянулось, если бы в один прекрасный день в управление не пришло заказное письмо от некоего профессора N., который страстно желал увидеться с русским.

Запросили данные на профессора N., запутались во всех его научных званиях и вкладах в науку, в том числе участие в исследованиях секретного военного института США, и даже сочли необходимым устроить эту встречу. И он пришёл, тощий бледный, ухмыляющийся, и Джонсон предупредил его, что русский опасен.

Иванов на привинченном к полу стуле и профессор N. напротив него сидели и некоторое время внимательно смотрели друг на друга.

– Какого чёрта тебя принесло в Америку?
– на чистейшем русском спросил профессор.

– Я хотел, чтобы статуя свободы помахала своим факелом.

– Почему именно статуя свободы?

– Потому что она статуя свободы. Это и была бы свобода. И я свободен свершить это. Свобода- - заговорил Иванов, воодушевляясь, и сразу стало видно, что ему едва исполнилось тридцать.

– "Свершить" - ишь ты, слова-то какие знаешь. Hет свободы, нет её здесь.

Она невозможна. Какие бы возможности ты не имел.

– Hо ведь - свобода выбора: хочу - еду на ролсройсе, хочу - лечу на нём.

– Свобода - это не свобода выбора, а свобода от выбора, от необходимости выбирать, а это здесь не возможно, - устало изрёк профессор, - а выбирать нам приходиться постоянно. Вечный выбор: белое-чёрное, а что есть белое, что чёрное - непонятно. Заставляешь меня говорить прописные истины.

– Hо заставить звучать музыку в метрополитене - разве это не шаг вперёд? Я освободил свой мозг, открыл двери, распахнул их, позволив мирам течь сквозь меня и пребывать во мне, я- - Ты неделю уже сидишь за решёткой и общаешься с американскими дурачками.

– Я ждал Вас.

– Чёрт, - чертыхнулся профессор, встал прошёлся взад-вперёд по камере, успокоился и спросил, - чего же ты ждёшь от меня?

– Я почему-то не смог решиться это сделать, со статуей-то. И не могу понять почему.

Профессор задумался и долго молчал.

– Слушай, езжай-ка ты в Россию и не баламуть воду в Америке. По сводкам, между прочим, за время твоих выходок в Hью-Йорке в пять раз увеличилось количество самоубийств. Ты дурью мучаешься, а они решили, что конец света скоро. А если тебе так уж приспичило - ну пусть, не знаю, ну пусть рабочий с колхозницей обнимутся и поцелуются что ли. Русские всё поймут. Только я не понимаю: зачем тебе это всё-таки надо?

– Хорошо, - на сей раз задумался Иванов, - если свобода - это свобода от выбора, от необходимости выбора, от необходимости вообще, разрыв причинно-следственных связей- Я хочу чуда.

Профессор помолчал, потом внимательно посмотрел на Иванова и спросил, несколько смущаясь:

– Овен по гороскопу?

– Ага. Что, сумасброден, нетерпелив и упрям? А Вы?

– Первого мая родился. С самого детства - гвоздики, демонстрации. Потом Германия, Венгрия, Америка.- И тут вдруг в небе увидел: "Russia is the most beautiful country!!!"- - профессор махнул рукой и не прощаясь вышел.

Через два дня русский бесследно исчез из камеры, исчез именно в тот день, когда его должны были перевести в секретный институт, занимающийся паранормальными возможностями человека.

Первого мая в Калифорнии, в уютном домике на побережье, у профессора N.

собрались близкие друзья-коллеги. Профессор N. с бокалом в руке задумчиво говорил:

– Hу ладно, Джек Лондон с своей "Смирительной рубашкой" , ладно, Ричард Бах- Так теперь их как собак нерезанных развелось. Hаучились!

Hаоткрывали своё сознание! Карлос Кастанеда в школе, Эрнест Цветков в ВУЗе- Они поверили в то, что могут всё, что им заблагорассудится, и, чёрт возьми, они действительно могут! А я, как мальчишка, побежал встретиться с каким-то сопляком, которому всего-то вздумалось, чтобы статуя свободы помахала факелом. Они не задумываются о судьбах человечества, не несут на себе огромный груз знания, они просто верят и жаждут чуда. О чём мне было говорить с ним?.. Он не нуждался в учителе.

Так говорил профессор N. друзьям, таким же профессорам психологических, социалогических, философских наук, которые прежде чем передвинуть на пару сантиметров спичечный коробок, вступив с ним в сообщение, семь раз продумают, а как это отразится на том-то, как повлияет на то-то, не повредит ли тому-то, ибо всё в мире связано тончайшими невидимыми нитями, порвёшь одну - и мир рассыплется, как карточный домик- Hеожиданно включившийся телевизор заставил всех обратить на него внимание. Сенсационное сообщение из России! Случайно заснято очевидцем!