Милли расплылась в улыбке:

— И когда ты встретишься с ним снова?

Дженни вздохнула:

— Никогда! Все кончено, Милли. Мы с Джеком решили бросить это дело.

— Ты что, с ума сошла? Бросить дело… не успев переспать с ним?

— Милли, мы полностью несовместимы. Теперь, когда это стало ясно как день, я не могу прыгнуть к нему в постель. Для этого нужно что-то большее, чем секс.

— Почему?

— Черт побери, Милли, ты говоришь так, будто считаешь меня чистоплюйкой. Ничего подобного. Я не думаю, что в таких обстоятельствах ты бы сама переспала с ним.

Милли улыбнулась, правда, несколько уныло.

— Может, и нет. Честно говоря, я хотела порадоваться за тебя, раз уж…

Вместо того чтобы рассмеяться, Дженни нахмурилась:

— Понимаю. Ты хочешь, чтобы у меня разорвалось сердце от несчастной любви. Это не очень-то честно.

— Поэтому ты и не хочешь встречаться с ним?

— Да.

Милли всплеснула руками и закатила большие голубые глаза.

— Может, для тебя в этих словах заключается здравый смысл, но я считаю их чистейшим бредом.

— Ты не знаешь Джека. Слушай, Милли…

Тут зазвонил телефон, и Дженни не успела договорить. Звонили из библиотеки соседнего Ломпока. Им понадобились сведения о прошлом их городка для предстоящего дня основания.

— Я немедленно займусь этим, — ответила Дженни в трубку.

— Мне пора, — пробормотала Милли и направилась к двери. Дженни помахала ей рукой, положила трубку и вздохнула. Может быть, ей следовало лечь в постель с Джеком? Можно не сомневаться, теперь она до конца жизни будет думать о том, на что это было бы похоже. Но было уже поздно. Нет, все правильно…

Дженни потерла затылок. День только начинался, а она уже устала. Она плохо спала всю неделю, и последняя ночь была ничем не лучше предыдущих. А работы было невпроворот: разбор корреспонденции, дежурство в зале каталогов, а теперь еще и возня с запросом библиотеки Ломпока. Вообще-то это была работа Милли как библиографа, но Дженни хотелось сделать подборку самой.

Она боролась с утомлением все утро и весь день, благодарная за чашку чая, которую заботливая Милли поставила на ее стол в три часа. В пять с минутами Дженни надела серое шерстяное пальто, вышла из библиотеки и отправилась на встречу с доктором Хэлперн.

Когда Дженни добралась до кабинета, ее нервы вновь разыгрались. Она не готовилась к этому разговору специально, но решила добиться своего. Заняв свое обычное место на кремовом диване, Дженни ждала, пока светловолосая женщина присядет напротив — у блестевшего хромом и стеклом журнального столика. Они обменялись любезностями. Дженни спросила доктора Хэлперн о новорожденном. Доктор поинтересовалась, как ей спалось все это время.

Затем последовали привычные вопросы, и Дженни принялась рассказывать свои сны.

Для начала Дженни рассказала сон о пауках и девушке-туземке, запертой в сарае. Затем так же сухо и деловито она поведала зловещий сон о трупах. Она рассказала доктору о знаках, начертанных в пыли, и о том, как мертвецы угрожающе надвигались на нее, а закончила описанием физического воздействия сна — страшным ощущением испытанного ею удушья.

Завершив рассказ, Дженни подняла глаза и увидела, что доктор написала за это время всего несколько строчек.

— Доктор Хэлперн… в чем дело?

Улыбка Фрэнсис Хэлперн была несколько принужденной:

— Я обеспокоена, Дженни, вот и все. Это не имеет ничего общего с тем, о чем мы с вами говорили два года. Увы, есть одна вещь, о которой мы прежде не упоминали.

— Что вы имеете в виду, доктор?

— Ваше детство, Дженни. В таких случаях, как ваш, очень часто ответы кроются именно там.

— Не вижу никакой связи. Я уже говорила: у меня было прекрасное детство.

— Да… но иногда вещи, кажущиеся тривиальными, на самом деле очень важны. А о некоторых вещах мы вообще никогда не вспоминаем. Они так неприятны, что мы подавляем их.

— Что, например? — подозрительно спросила Дженни.

— Изнасилование. Или кровосмешение.

— Инцест? Вы ведь не думаете, что кто-то в моей семье… что со мной жестоко обращались, а я даже не помню об этом?

— Такое бывает, Дженни. Я думаю, тут есть на что обратить внимание.

Дженни выпрямилась, ее пальцы впились в нежную, как масло, кожу дивана.

— Ну а я так не думаю! Я четко помню свое детство. У меня нет провалов в памяти. И тайных страхов, о которых я боялась бы говорить, тоже. Я помню себя с самых ранних лет, но не могу привести ни одного эпизода, который бы подтверждал ваши подозрения.