Стать смирно Витя не стал, но сел и больше не ложился, внимательно поглядывая на куролесящее существо, в любой момент готовый сорвать очки и защищаться. Аню же пустить на свое место он теперь не согласился бы ни за что на свете.

Постепенно существо израсходовало весь свой подкроватный запас, и понемногу, час за часом (или день за днем), к нему начало возвращаться нечто, напоминающее разум, взгляд становился более осмысленным, а поиски более целеустремленными: оно переворачивало подушку, выворачивало наволочку, заглядывало под матрац, но не находило упертых у Ани денег, которые у Вити было более чем достаточно времени обнаружить и изъять из-под подушки. Решившись ненадолго оставить Юрку запертым, Витя даже ходил советоваться к Ане, опасаясь, что она не одобрит такого бесчестного шага, но Аня, еще больше побледнев, произнесла словно бы жертвенно: "Да, это нечестно, но мы обязаны это сделать". И теперь - все как назло - исчезновение денег дошло до Юрки именно тогда, когда Аня в очередной раз пришла с предложением сменить Витю на его боевом посту.

– Уккрали...
– потрясенно повернулся к ним Юрка, и его сильно шатнуло.
– Ввы уккрали... Ну, от ввас я не жжидал...

– Мы не украли, а взяли то, что нам принадлежит, - с достоинством произнесла Аня.

– Уккрали...
– не слушая, продолжал потрясаться Юрка - и вскинулся: Ггоните обрытно! Ггните, слышли?!.

– Это не твои деньги.

– А я ггрю - гните бабки!

Гните бабки, гните бабки, гните бабки, гните бабки...

Это не твои, это не твои, это не твои, это не твои...

– Нне хтите?.. Ланно, я взьму ззэложников!

Довольно уверенно он шагнул к Ане и обхватил ее красиво полнеющую шею двумя руками, как если бы собирался ее душить.

– Нну, этдэдите?!.

Витя, словно во сне, почти без усилия оторвал одну его кисть и заломил ее запрещенным болевым приемом.

– Дыззюдэист хренов!
– застонал Юрка, вслед за рукой припадая на колено.
– Ланно, я и без ввас дэстэну ббэбки! Пстите меня, где кключ?

Ключ был у Вити в кармане, и он уже приготовился к очередным нудным уговорам, но Юрка вспомнил, что бессчетное количество раз выбирался через балкон, и, пошатываясь, побрел к балконной двери. Витя забежал вперед и стал у него на пути. Но Аня внезапным повелительным жестом указала ему в сторону:

– Пусти его, пускай убирается!
– Она была потрясена, что родной сын хватал ее за горло. Не привыкла еще...

– А-а, хтите, чтоб меня без пспрта в ментуру загребли!
– раскусил Юрка ее хитрость.
– Ггните пспрт, ввы нне иммейте прэва, я ггрэждэнен Иззрэиля!

– Ложись спать, когда проспишься, я отдам, - заверил его Витя. Он был против того, чтобы делать благородные жесты, когда имеешь дело с сумасшедшим. Если бы тот шагнул с балкона и пропал навсегда, Витя бы еще подумал, но ведь никуда он не денется, придется снова ждать, когда он появится и в каком виде, а уехать без него Аня наверняка не решится... Нет, выгонять можно только всерьез и навсегда, но - он чувствовал - Аня еще не готова до конца следовать своему порыву. И будет ли когда-нибудь готова?.. Да и готов ли он сам?

– Нне ххчу спэть, псти!
– Юрка начал отпихивать Витю, и Витя понял, что сейчас начнется борьба, ломаная мебель, битые стекла.

Он отступил, и Юрка, пошатываясь, начал поворачивать дверную ручку. На улице был не то поздний вечер, не то раннее утро. И в этот миг Витя представил их с Аней часы, а то и дни ожидания, и - он молниеносно сунул очки в карман и охватил Юрку сзади, намертво стиснув его горло локтевым сгибом, а чтобы Юрка не сумел достать его ниже пояса, поднял его поперек спины, продолжая душить, невзирая ни на какие извивы и барахтанья. Решимость его была неколебима - у него не было выбора. "Что ты делаешь, ты его задушишь!" - кажется, кричала Аня, но он не понимал, что она говорит. Когда бьющееся на нем тело окончательно обмякло, он осторожно, чтобы не стукнуть головой, опустил его на пол.

– Господи, ты его задушил!
– заламывала руки Аня, но Витя по-прежнему ощущал неколебимую решимость, согласную страшиться только того, что уже случилось.

Юрка открыл глаза и посмотрел на него суровым пристальным взглядом.

– Если ты двинешься, я тебя убью, - твердо пообещал ему Витя, и Юрка поверил.

– Все, все, я ложусь, - заторопился он, но все-таки прибавил: -Если ты меня убьешь, тебя посадят.

– Ничего, это будет убийство при самообороне - ты пьяный, я трезвый, мне поверят, и мама подтвердит.

– Какая же ты сволочь!..
– Юрка не верил своим ушам.

– Да, я страшная сволочь, и ты пожалеешь, что меня до этого довел.

В Питере Юрка пришел к нелицеприятному выводу, что всему виною синий, который напрочь сносит башню, - все, нужно окончательно переходить на план: главное, чтобы не героин, а марихуану курят все левые интеллектуалы Запада.

И вот уже, развалясь на скрипучем диване алкоголика, своими пухлыми губами Юрка присасывается к толстой самокрутке, распространяя дикий степной запах какого-то ни на что не похожего дыма. "Планцу, - благодушно поясняет он.
– Золотое когда-то было время у нас с Милкой: любили и курили".

А вот в пять утра длинный, хулигански длинный звонок - на лестнице в лихих малиновых беретах два милиционера с молодыми, совершенно непьющими лицами - в последнее время Витя стал обращать на это внимание, - и Юрка между ними, уронивший голову на перила. Один из беретов, белобрысый, без ресниц, предлагает полюбоваться бумажным пакетиком - что-то табачно-толченое, с недотолченной ветвистой структурой, бредовое: марихуана, до четырех лет. Сейчас мы его отвезем в "Кресты", через два месяца суд, наберется ума. "Кто же в тюрьме набирается ума!
– Как умело с места в карьер сахарно-белая Аня переходит к мольбам.
– Он же не преступник, он просто дурачок".
– "Нарушил закон - значит, преступник".
– "Но, может быть, какой-нибудь штраф?.." - "Это не для штрафа, это для срока".
– "Скажите, Аня принимает прицельный снайперский вид, - триста долларов на двоих вам хватит?" Они соглашаются, даже не поломавшись для виду, - уф-ф... Аня отсчитывает последние купюры, но, как она любит повторять, это всего лишь деньги.