Мухина-Петринская Валентина Михайловна
Шрифт:
Привел все к одному знаменателю грубоватый парень, лишившийся рук. Он иногда заглядывал к Марфеньке.
– Зашел проститься, выписывают,- сказал он, рассматривая Марфеньку, лежавшую в гипсовой "кроватке".
У него были веселые блестящие карие глаза, в глубине которых притаилось бешенство. Высокий, жилистый, сильный, рукава болтаются, как подрезанные крылья.
Христина ушла в город за вишнями.
– Заново нам с тобой придется учиться жить...- сказал он сурово.Первой-то жизни увидели краешек, даже не догадались, что это и было счастье... А другая - долгая - трудной будет. Ты, Марфа, хоть подвиг совершила, про тебя вон в "Комсомольской правде" писали. За подвиг, наверное, не так обидно расплачиваться, а я... Совсем по-дурному. Выпимши был... у братухи свадьба. А тут ночная смена. Перед рассветом так спать захотелось, прямо клевал носом. Вот и сунул обе руки под молот - сам не помню как.
– А ты от кого узнал... насчет меня? - небрежно поинтересовалась Марфенька.
– Докторица же, Раиса Иосифовна, меня и утешала. Ты, говорит, хоть передвигаться можешь, а злишься, ропщешь на судьбу и на людей, а Марфенька Оленева никогда не сможет ходить, а ей всего девятнадцать лет, и как бодра. В пример, значит, тебя ставила... А что ты так побледнела? Гм! Может, ты еще не знала?
– Догадывалась! - коротко ответила Марфенька внезапно охрипшим голосом.
– Значит, это я первый ляпнул языком... Тогда прости. Эка я парень нескладный какой... Идти надо. А поцеловать тебя на прощанье можно?
– Можно.
Парень поцеловал ее в щеку и ушел навсегда. Больше она его никогда в жизни не видела.
Христина возвратилась оживленная, раскрасневшаяся, потная: на улице было очень жарко. Принесла вишни, помидоры, сливы, шоколадные вафли, пирожное.
– Звонил Евгений Петрович, сегодня зайдут с Миррой Павловной,- сообщила она.
Пришли сразу Оленев с женой и Любовь Даниловна с мужем - встретились случайно в вестибюле. Было шесть часов вечера, день неприемный, но для таких высоких гостей главный врач всегда делал исключение.
В небольшой палате стало тесно, шумно, запахло дорогими духами и табаком.
– Ой, сколько родителей сразу! - всплеснула Марфенька руками.
Христина хотела выйти, но Евгений Петрович убедительно попросил ее остаться.
Улыбающаяся санитарка принесла еще стульев, и все кое-как расселись. Христина забилась в утолок за Марфенькиным изголовьем.
"Похоже, будет семейный совет по поводу "куда меня девать",- подумала Марфенька, с любопытством разглядывая неожиданных гостей. Режиссер заговорщически подмигнул ей.
Любовь Даниловна выглядела, как всегда, молодой и красивой, осанка, как у королевы (оперной), особенно когда она взглядывала на Мирру. А Мирра почему-то "облиняла" в последнее время, на лице появились коричневые пятна.
Все по очереди поцеловали Марфеньку, высыпали на постель и на тумбочку подарки, осведомились о здоровье и самочувствии.
– Хорошо! - весело ответила Марфенька. ("Очень плохо, хуже некуда быть...") -Скоро буду ходить,- лукаво добавила она.
Одна Мирра не отвела глаз - ей, впрочем, было все безразлично. Евгений Петрович закашлялся.
– Это будет не скоро. Кха, кха! Сегодня мне звонил главврач... Христине Савельевне больше нельзя здесь уже оставаться: ждут комиссию, неловко. Еще месяца два-три, и Марфеньку выпишут... В больнице ведь не держат хроников, то есть, кха, она дома еще будет долечиваться. Надо посоветоваться. Хорошо, что как раз и Любочка... Любовь Даниловна здесь. Необходимо обсудить.
– Что же обсуждать? - пожала своими точеными плечами Любовь Даниловна.У нас ведь не шесть комнат... Кстати, Женя, как тебе удалось так удачно устроить с квартирой?
– Поменялся с соседями Мирры, потом пробили дверь,- с довольной улыбкой пояснил Оленев, но тут же лицо его приняло строго-серьезное выражение.
– Так вот, товарищи, я продолжаю... Конечно, Марфенька - мое любимое дитя, я ее воспитал, больше ведь никому не было дела, возложили на меня. Теперь, когда случилось несчастье, кроме меня... Кха! Марфеньку придется брать мне. Мирра тоже не возражает.
– Геня может отдать Марочке любую комнату,- тихо, но очень отчетливо сказала Мирра.
– Дело в том, кто будет за ней ухаживать. Вот почему я пригласил Христину Савельевну остаться.- Оленев мельком взглянул в горящие глаза Марфеньки и повернулся к Христине.
– Я надеюсь, Христина Савельевна, что вы не бросите нас в таком положении? Кха! Просто в безвыходном... Моя дочь столько для вас сделала... Я положу вам шестьсот рублей в месяц... Это почти ваша зарплата в баллонном цехе. И вы...- кха! - будете вести хозяйство и ухаживать за Марфенькой. Кха! За Марой... Вы согласны, Христина Савельевна?