Шрифт:
27 декабря 1918
Лестница
Ты — лестница в большом, туманном доме. Ты устало вьешься вверх средь мягкой темноты: огонь искусственный — и то ты редко видишь. Но знаю — ты живешь, ты любишь, ненавидишь, ты бережешь следы бесчисленных шагов: уродливых сапог и легких башмачков, калош воркующих и валенок бесшумных, подошв изношенных, но быстрых, неразумных, широких, добрых ног и узких, злых ступней… О да! Уверен я: в тиши сырых ночей, кряхтя и охая, ты робко оживаешь и вспомнить силишься и точно повторяешь всех слышанных шагов запечатленный звук: прыжки младенчества и палки деда стук, стремительную трель поспешности любовной, дрожь нисходящую отчаянья и ровный шаг равнодушия, шаг немощи скупой, мечтательности шаг, взволнованный, слепой, всегда теряющий две или три ступени, и поступь важную самодовольной лени, и торопливый бег вседневного труда… Не позабудешь ты, я знаю, никогда и звон моих шагов… Как, разве в самом деле они — веселые — там некогда звенели? А луч, по косяку взбегающий впотьмах, а шелест шелковый, а поцелуй в дверях? Да, сердце верило, да, было небо сине… Над ручкой медною — другое имя ныне, и сам скитаюсь я в далекой стороне. Но ты, о лестница, в полночной тишине беседуешь с былым. Твои перила помнят, как я покинул блеск еще манящих комнат и как в последний раз я по тебе сходил, как с осторожностью преступника закрыл одну, другую дверь и в сумрак ночи снежной таинственно ушел — свободный, безнадежный… 30 июля 1918
* * *
Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь, как черный этот сад, и дальний плеск волны, и в небе облачном зеркальный блеск луны… Но — думается мне — ты счастлива не будешь. Быть может, я не прав. Я только ведь поэт, непостоянный друг печали мимолетной и краткой радости, мечтатель беззаботный, художник, любящий равно и мрак и свет. Но ясновиденье подобно вдохновенью: презреньем окрылен тревожный голос мой! Вот почему твой путь и ясный и прямой туманю наперед пророческою тенью. Предсказываю я: ты будешь мирно жить, как вдруг о пламенном в тебе тоска проснется, но, видишь ли, другой тех звезд и не коснется, которыми тебя могу я окружить! 10 августа 1918
Озеро
Взгляни на озеро: ни солнце, ни звезда, ни мощные дубы, ни тонкая осока, хоть отражаются так ярко, так глубоко, не оставляют в нем следа. Взгляни и в душу мне: как трепетно, как ясно в ней повторяются виденья бытия! Как в ней печаль темна, как радость в ней прекрасна… — и как спокоен я! 24 августа 1918
* * *
О чем я думаю? О падающих звездах… Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух, алмазною стезей прорезывает воздух, и вот уж путь ее — потух… Не спрашивай меня, куда звезда скатилась. О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши! Я чувствую — она лучисто раздробилась на глубине моей души. 26 августа 1918
* * *
(Евангелие Иакова Еврея, гл. 18)
И видел я: стемнели неба своды, и облака прервали свой полет, и времени остановился ход… Все замерло. Реки умолкли воды. Седой туман сошел на берега, и, наклонив над влагою рога, козлы не пили. Стадо на откосах не двигалось. Пастух, поднявши посох, оцепенел с простертою рукой, взор устремляя ввысь, а над рекой, над рощей пальм, вершины опустивших, хоть воздух был бестрепетен и нем, повисли птицы на крылах застывших. Все замерло. Ждал чутко Вифлеем… И вдруг в листве проснулся чудный ропот, и стая птиц звенящая взвилась, и прозвучал копыт веселый топот, и водных струй послышался мне шепот, и пастуха вдруг песня раздалась! А вдалеке, развея сумрак серый, как некий Крест, божественно-светла, звезда зажглась над вспыхнувшей пещерой, где в этот миг Мария родила.30 августа 1918
Солнце бессонных
Sun of the sleepless
(из Байрона)
Печальная звезда, бессонных солнце! Ты указываешь мрак, но этой темноты твой луч трепещущий, далекий, — не рассеет. С тобою я сравню воспоминаний свет, мерцанье прошлого — иных, счастливых лет дрожащее во мгле; ведь, как и ты, не греет примеченный тоской бессильный огонек, — лучист, но холоден, отчетлив, но далек…7 сентября 1918
<