Куда полезнее оказалось подробное ознакомление с принятыми в Кедлмаре системами мер и весов. Дейл обучил Андрея нескольким нехитрым мнемоническим приемам, благодаря которым не нужно было производить сложные пересчеты, чтобы понять, насколько, к примеру, 12 ги длиннее километра или во сколько раз один цеб тяжелее килограмма. Теперь Андрей без каких-либо затруднений почти автоматически переводил кедлмарские ги, керты, цебы и пиктаты в привычные для себя единицы.

В перерывах между занятиями и лекциями Андрей посещал тир, где Дейв знакомил его с образцами оружия и боевой техники, используемой в Кедлмаре. В обращении с оружием Андрей полностью полагался на опыт своего партнера. Только почувствовав в руке рифленую рукоятку пистолета, он сразу же передавал Дейлу всю полноту власти над своими чувствами и ощущениями. И результаты были весьма неплохими. По крайней мере, Дейл уверял Андрея, что и прежде у него не получалось лучше.

Дважды Андрей посетил арктурианского специалиста-нейропластика. Врач остался доволен своей работой. Да и сам Андрей, посматривая время от времени в зеркало, отмечал, как плавно и почти незаметно меняется его лицо. Наиболее разительные перемены произошли с волосами, которые из светлых превратились в темно-каштановые, и с глазами, сделавшимися почти черными. Андрей становился все более похожим на того человека, которого он два дня назад увидел в зеркале, собираясь побриться.

Андрей был несколько удивлен тем, что не испытывал абсолютно никакого дискомфорта, связанного с изменением внешности. Возможно, причина была в том, что он и прежде не имел привычки подолгу рассматривать свое изображение в зеркале. А может быть, после всех тех чудес, что Андрей уже видел в Статусе, удивить его могла разве что случайная встреча в одном из коридоров или в лифте с самим Элвисом, одетым, как всегда, в узкий костюм, расшитый бесчисленными блестками, с гитарой в руке, и негромко напевающим «Love Me Tender».

После испытания на полигоне Андрей вновь увидел Алексея Александровича только под вечер дня, предшествующего отправке. Он неожиданно зашел в кафе-автомат, когда Андрей уже доедал свой ужин.

Взяв себе банку кока-колы, Алексей Александрович подошел к столу, за которым сидел Андрей, и молча сел напротив. Дернув за кольцо, он открыл банку и сделал глоток.

– Никогда бы не поверил, если бы кто-нибудь сказал мне, что лучший напиток, существующий во всей Вселенной, это кока-кола, – произнес он, изучая надпись на банке.

– Это называется ностальгией, – сказал Андрей, озвучив мысль Дейла.

Алексей Александрович сделал еще один глоток – неторопливый, – смакуя напиток.

– Не думаю, – ответил он. – Обычно ностальгия проявляется не так… Да я ею никогда и не страдал… Перейдя на работу в Статус, я не оставил на Земле ничего, о чем стоило бы всерьез пожалеть… А кока-кола есть и здесь.

– А как же Элвис? – не смог удержаться от вопроса Андрей.

Алексей Александрович криво усмехнулся, качнул головой и двумя большими глотками допил остававшийся в банке напиток. Пустая банка, которую он бросил на красный круг в центре стола, тут же исчезла, втянутая в мусороприемник.

– Уже рассказал? – спросил Алексей Александрович, глядя в глаза Андрею, но обращаясь при этом скорее всего к Дейлу.

– А что здесь такого, – развел руками Андрей. – Я бы на вашем месте поступил точно так же. На это замечание Алексей Александрович никак не отреагировал.

– Ты знаешь, какой средний срок службы агента Статуса, занятого оперативной работой, на одном месте? – спросил он у Андрея и сам же за него и ответил: – Около пяти земных лет. Кто-то держится чуть дольше. Но конец всегда один…

Пауза, взятая Алексеем Александровичем, показалась Андрею слишком долгой.

– Так что же с ними всеми происходит? – спросил он, устав ждать продолжения.

– Срыв. – Алексей Александрович произнес это короткое слово негромко и быстро, так, словно оно было не совсем приличным. – Некоторые чувствуют его приближение и сами просят, чтобы их перевели на другое место. С другими это случается внезапно… Настолько внезапно, что они и сами вначале не могут понять, что с ними творится… А потом уже бывает поздно пытаться что-либо исправить…

– Срыв? – негромко повторил Андрей. – Что это значит?

– Это значит, что агент теряет способность к самоконтролю, – жестко произнес Алексей Александрович. – Это особенно опасно в отношении агентов категории «3Х», которые ведут самостоятельную работу, обращаясь в Статус только по мере необходимости. Проведя достаточно долгий срок на планете, являющейся объектом работы, агент настолько вживается в свою роль, что начинает самого себя считать частью общественно-исторического процесса, протекающего на подведомственной ему территории. И это, как сам он начинает считать, дает ему право принимать в нем самое непосредственное участие… Как вы понимаете, это и есть незаконное вмешательство в общественно-исторический процесс, категорически запрещенный Уставом Галактического сообщества, которым руководствуется в своей работе Статус… Именно срыв явился причиной того, что я взял на себя право решать – жить или умереть Элвису Пресли.

– Я думал, что вы поступили так вполне осмысленно, – немного растерянно произнес Андрей. – Понимая, какими будут последствия.

– Естественно, мне прекрасно было известно, что результатом подобных моих действий станет снятие меня с оперативной работы на Земле. Но в тот момент мне казалось, что я просто не могу… не имею права поступить иначе. Правила запрещали мне оказывать какое-либо воздействие на протекающий на Земле исторический процесс, хотя, будь на то моя воля, я бы многое там поменял. Но я-то хотел спасти всего лишь одного человека, который никогда не занимался политикой, а просто пел красивые песни. Человека, судьба которого сложилась не совсем так, как ему хотелось бы. К тому же этот человек умирал. После смерти Элвиса факторами, которые могли бы оказать определенное воздействие на общественно-исторический процесс на Земле, становились его имя, его песни и память о нем, но вовсе не тот прах, в который должна была превратиться его бренная физическая оболочка… Тогда мне казалось, что я все правильно просчитал.