Шрифт:
– Да я не знаю...-мнется тот.
– Двадцати полуимпериалов довольно?
– И десяти будет...
– Возьмите.
Забывая, кто ему должен, Скобелев-сын и сам забывал свои долги. Страшно щепетильный там, где дело касалось казенного интереса, в этих случаях свои собственные счеты он вел тогда спустя рукава.
И эксплуатировали его при этом ужасно. Разумеется, большая часть таких пособий были безвозвратны... Когда деньги истощались-начинались дипломатические переговоры с отцом...
Зачастую тот решительно отказывал... Тогда Скобелев - сын в свою очередь начинал злиться.
– Ты до такой степени скуп...
– Ну, ладно, ладно. На тебя не напасешься...
– Ты пойми...
– Давно понял... У меня у самого всего десять полуимпериалов осталось в кармане.
– Вот, господа...-обращается бывало М. Д. к окружающим...-Видите, как он мне в самом необходимом пропитании отказывает!
Кругом хохочут.
– Я твоей скупости всей своей карьерой обязан...
– Это как же?
– удивляется в свою очередь Скобелев-отец.
– А так... Хотел я тогда, когда закрыли университет, уехать доканчивать курс за границу, ты не дал денег, и я должен был юнкером в кавалергарды поступить. Там ты мне не давал денег, чтобы достойно поддерживать блеск твоего имени - я должен был в действующий отряд противу повстанцев в Польшу перейти. В гусары. В гусарах ты меня не поддерживал...
– Только постоянно твои долги платил, - как бы в скобках вставляет отец.
– Ну! Какие-то гроши... Не поддерживал... Я должен был в Тифлис перейти... В Тифлисе жить дорого - я ушел от твоей скупости в Туркестан... А потом она меня загнала в Хиву, в Ферганское ханство...
– И отлично сделала!
– За то судьба тебя и покарала, судьба всегда справедлива.
– Это как же?
– А то, что я старше тебя теперь!..
– Мальчишка!
– Так не дашь денег?..
– Нет...
– Ну, так прощайте, генерал!..
И они расходились.
Он очень любил своего отца и им был горячо любим, но такие сцены постоянно разыгрывались между ними. Сыновняя любовь его, впрочем, была совсем чужда сентиментальности. Как-то он сильно заболел в Константинополе. Недуг принял довольно опасный оборот. Скобелев-отец случайно узнает об этом. Встревоженный, он едет к сыну.
– Как же это тебе не стыдно...
– Что такое?
– Болен и знать мне не дал.
– Мне и в голову не пришло!..
Старик был очень расстроен. Скобелев-сын заметил это и извинился...
– Не понимаю, в чем моя вина?
– обратился он потом к своим.
В другой раз Дмитрий Иванович приехал в зеленогорскую траншею к сыну.
– Покажи-ка ты мне позиции... Где у тебя тут поопаснее?
– Ты что ж это набальзамироваться хочешь? Или старое проснулось?
– Да что ж я даром, что ли, генеральские погоны ношу...
И старик выбрал себе один из опаснейших пунктов и стал на нем.
– Молодец, "паша", - похвалил его сын.
– Весь в меня!..
– То есть это ты в меня...
– Ну, дай же что-нибудь моим солдатам...
– Вот десять золотых...
– Мало...
– Вот еще пять...
– Мало...
– Да сколько же тебе?
– Ребята... Мой отец дает вам по полтиннику на человека... Выпейте за его здоровье...
– Рады стараться... Покорнейше благодарим, ваше-ство!..
Старик поморщился... Когда пришло время уезжать:
– Ну, уж я больше к тебе сюда не приеду.
– Опасно?
– Вот еще... Не то... Ты меня разоряешь... Сочти-ка сколько я должен прислать сюда теперь...
– Вот... Смерти не боится, а над деньгами дрожит. Куда ты их деваешь?
– Да у меня их мало...
Потом, когда Дмитрий Иванович умер, Скобелев мог вполне оценить мудрую скупость своего опекуна. Ему досталось громадное имение и капиталы, о существовании которых он даже и не предполагал.
– К крайнему удивлению своему, я богатым человеком оказался...
Потом Скобелев с летами изменился. В нем не осталось вовсе мотовства, но там, где была нужда, он раздавал пособия щедрой рукой... "Просящему дай" действительно он усвоил себе этот принцип вполне и следовал ему всю свою жизнь. Его обманывали, обирали - он никогда не преследовал виновных в этом... Раз лакей утаил "три тысячи", данных ему на сохранение.
– Куда ты дел деньги?
– Потерял.
– Ну и дурак!
– Как же вы оставляете это?
– говорили ему.
– Ведь, очевидно, он украл их.