Ганс Эрих Носсак
Спираль
Пер. с нем.
– Л.Черная.
Роман бессонной ночи
Некое событие лишило человека сна. Он пытается вспомнить свою жизнь, додумать ее до конца; с разделенными ролями он судит себя: обвиняет, защищает и старается вынести оправдательный вердикт, чтобы наконец-то обрести покой. Вот-вот спираль его мыслей опустится вниз и человек погрузится в сон, но тут он вдруг натыкается на какую-то сцепку из своей жизни, и его опять выбрасывает в бессонницу, под безжалостный свет сумерек.
Может быть, человек в результате прекратит борьбу и, зябко ежась, встанет у окна. На улице уже светает, защебетали птицы.
& ВИТОК СПИРАЛИ 1. НА БЕРЕГУ
– А теперь я отведу его, не то совсем стемнеет, - сказал мой зять. Он стоял у маленького зеркальца и приглаживал волосы расческой. При этом он слегка нагибал голову. Зеркальце по его росту висело чересчур низко.
– Поедешь на мотоцикле?
– спросила моя сестра.
– Да нет же. Зачем? Отсюда это в двух шагах.
– С этими словами зять скрылся в их спаленке, чтобы надеть сапоги.
Сестра растерянно взглянула на меня. Ее имени я не назову. Может быть, назову после, а теперь не хочу. Мне это больно. А то имя, которое ей дали другие, к ней не подходит.
Я предпочел бы переночевать у них. Но не мог. У них всего-то была кухня и одна комнатушка, где стояла кровать. Кроме того, мне надо было попасть на попутный грузовик, который уходил завтра утром ни свет ни заря. Мы долго прикидывали так и эдак. Правильней было уйти.
– Ты боишься?
– спросил я сестру.
Она покачала головой. Точь-в-точь как раньше, когда огорчалась. Плакала она редко. Только качала головой и смотрела на человека своими огромными светло-карими глазами. Не говоря ни слова. Конечно, никого не могло обмануть это ее качанье головой, но такова уж она была. Я в шутку ударил ее по руке. Теперь, когда она сидела напротив меня за кухонным столом", не было видно, что она в положении. Маленькое личико, такое же, как всегда, и худые плечи. Да, это просто не умещалось в моем сознании. Но стоило ей встать, и все было заметно. Фигура ее стала совершенно бесформенной. Это настраивало меня на грустный лад, и потому я делал вид, будто ничего не замечаю.
Я казался себе старше ее.
– Все еще наладится!
– сказал я и тут же устыдился этой глупой фразы.
В соседней комнате упал на пол металлический рожок для обуви, и было слышно, как зять ногой выталкивает его из-под кровати.
– Передай от меня привет Нелли, - сказала моя сестра.
– Кто она такая?
– спросил я.
– Одна девушка там, на постоялом дворе. Кельнерша. Да, поклон ей от меня.
Я не понял, почему надо передавать приветы этой Нелли, но все равно кивнул в знак согласия.
– Не забудь только, - прошептала она снова.
И тут вошел мой зять. Он поправил на себе форменную тужурку. Муж сестры был таможенник.
– Ну вот. Давай, - сказал он.
Я поднял рюкзак с покупками, он оказался довольно тяжелый; впрочем, и по дороге сюда рюкзак весил не меньше из-за тех вещей, которые я привез сестре. Я перекинул рюкзак через правое плече, и он повис на одной лямке.
– Ну вот!
– повторил я слова зятя. Теперь мы стояли с сестрой друг против друга. Я был немножко выше ее. Вроде она стала меньше ростом. Я охотно погладил бы ее по голове, иногда ее гладил по голове отец - тогда, когда она жила еще с нами и когда этого никто не видел. У сестры были совсем светлые волосы, мягкие-премягкие. Но я не стал гладить ее из-за зятя, а может, из-за нее самой.
– Ты скоро вернешься?
– спросила сестра.
– Ну конечно, золотце, - ответил зять.
– Доведу парня и мигом мотану обратно.
– Он вышел из кухни.
Нагнувшись немного вперед, я поцеловал сестру. Надо было придерживать рюкзак: он мог перевалиться со спины на грудь.
– Всего хорошего, - сказал я, выпрямляясь.
И вдруг сестра перекрестила меня, очень быстро, неловко. Безмерно удивленный, я вышел вслед за зятем.
Внизу, на улице, все еще парило, там было куда душнее, чем наверху и на лестнице. Мне хотелось обернуться и помахать сестре рукой. Но их окно смотрело во двор.
До гостиницы и впрямь оказалось недалеко. За второй поперечной улицей начиналась главная городская магистраль, переходившая в шоссе, а оттуда было всего каких-нибудь сотня-две шагов.
– В ее состоянии она неохотно остается одна, - сказал мой зять.
Я промолчал. Трудно было бы растолковать ему, что сестра моя не боялась одиночества. Нас так приучили дома.
– Еще месяц, по-моему, - продолжал он.
– Все у нее нормально, говорит врач из больничной кассы. Я был с ней там два раза. Можете не беспокоиться насчет нее.