– Только верят они не в Иисуса, а в Хиллоса, – вставил ехидный Ильич.

На это его замечание Никита Сергеевич отреагировал незамедлительно:

– Да будет вам известно, Владимир Ильич, господь един, и имя его не имеет никакого значения. Как ни назови бога – Иисус, Магомет, Иегова, Будда или Хиллос, – он все равно останется богом. Проблема заключается лишь в том, чтобы вернуть Оллариу первоначальный смысл.

– Ну, началось, – глядя в тарелку, едва слышно произнес Сид.

Вениамин, признаться, тоже испугался, что дед с цирюльником снова втянутся в бесконечный и абсолютно бессмысленный спор, представляющий интерес только для них двоих. Но, по счастью, этого не произошло. Ильич оставил последнюю фразу Никиты Сергеевича без внимания и вновь завел разговор с Вениамином.

– До того, как на Веритасе объявились оллариушники, Сяо Леопольдо был комп-проповедником – нес в массы слово божье, используя для этого гала-сеть. И даже я, будучи человеком глубоко неверующим, – Ленин приложил руку к левой стороне груди, – вынужден признать, что проповедником он был от бога. Да и человеком был деликатным и в общении приятным. Прежде к нему можно было просто так взять да зайти, чтобы словом-другим перемолвиться, – не то что теперь, – Ильич вздохнул с прискорбием, качнул головой и подцепил на вилку сразу три кусочка мяса.

Продолжил за него Никита Сергеевич:

– Именно Леопольдо, как в свое время говорили, раскрутил Орден поклонников Хиллоса Оллариушника через гала-сеть, после чего на Веритас хлынул поток новообращенных. Как мне кажется, это свидетельствует о том, что идея Оллариу не может быть порочной изначально. Будь так, Леопольдо непременно почувствовал бы запашок гнили и не принял бы должности Первого Помощника Великого Магистра.

– Эт точно, – подтвердил дед, корочкой хлеба собирая остатки подливки с тарелки. – Эй, Сидор! – окликнул Ильич парня. – Чаю налей!

Сид что-то недовольно промычал, но все же поднялся со своего места, кинул в чашки капсулированную заварку и стал разливать кипяток.

Разговор за столом как-то сам собой угас. Не потому, что тема была исчерпана, а потому, что никто не считал нужным что-либо говорить. Почувствовав, что пора переходить к делу, Вениамин быстро доел бутерброд с джемом, который, в отличие от так называемого венгерского гуляша, оказался преотвратным – на вкус он больше всего напоминал слегка подслащенный стеарин, – запил чаем и поставил пустую чашку на стол.

– Я хотел поговорить о вашем племяннике, Владимир Ильич, – обратился он к Ленину.

– О Жане-Мари? – Владимир Ильич, казалось, нисколько не был удивлен таким переходом. – Туп как пробка. Да и натура у него дрянная.

– Меня интересует не коэффициент умственного развития вашего родственника, уважаемый Владимир Ильич, а то, что он работает в космопорте, – объяснил Вениамин.

Ульянов-Ленин скосил на Обвалова хитрый взгляд чуть прищуренных глаз:

– И что с того?

– В космопорте стоит мой почтовик.

– Забудь о нем, Вениамин, – Ильич усмехнулся и передал опустевшую чашку Сиду. – Сделай-ка еще чайку, Сидор. Твой почтовик давно уже вскрыт и переведен в состав космофлота имени Хиллоса Оллариушника, – сказал он Вениамину.

– Боюсь, вы ошибаетесь, – скромно улыбнулся Вениамин.

– Да ну? – насмешливо глянул на него Ленин. – Что ж это за почтовик такой, который за сутки вскрыть невозможно?

– В свое время мне представилась удачная возможность внести в него некоторые конструктивные изменения, в основе которых лежат секретные военные разработки, и теперь это не совсем обычный почтовик, – объяснил Вениамин.

Никита Сергеевич, не отрывая взгляда от чая в чашке, хмыкнул весьма неопределенно – не то одобрительно, не то с досадой. Край левой брови Ленина приподнялся вверх.

– И во сколько тебе это обошлось? – спросил прагматичный Сид.

Вениамин коротко и резко взмахнул кончиками пальцев, словно стряхивая с них капли воды.

– Не в деньгах дело. Мне нужно попасть на корабль.

– Улетаешь? – вроде как с осуждением спросил Ильич.

– Работа у меня, – немного смущенно ответил Вениамин. – Я связан договором.

– Понимаю, – наклонил голову Ленин.

И вновь в том, как он это сделал, почти открыто заявило о себе неодобрение.

Вениамин почувствовал раздражение, от которого до злости было рукой подать. В конце концов, что они все от него хотели? Чтобы после вводной беседы о монархизме с коммунистической подложкой он навсегда остался на Веритасе и примкнул к группе заговорщиков, в которой без него было два с половиной человека? Вот уж нет! Не дождутся! Перед дедом и цирюльником у него не было никаких обязательств. А Сид ему еще и должен за то, что из тюрьмы дурака вытащил.