От сильной радиации огромная часть животных погибла, но некоторые, наоборот, получили толчок к развитию в гигантских формах. На отмели выползали ожившие рептилии: тритоны и ящерицы превратились в бронтозавров, глупых, как пробка, сонных и благодушных. Тиранозавры с полуметровыми зубами раздирали их. Отовсюду несся звук жевания, перемежаемый плеском волн.

На эту задыхающуюся полумертвую планету была направлена энергия не только остатков собственного человечества, но и помощь двух других разумных планет галактики. За несколько веков горные склоны покрылись могучими лесами. С особой быстротой они "глотали" углекислоту и росли как на дрожжах. У океана, у душной атмосферы насильственно отнимался избыток тепла, превращаемый в энергию. Этой энергии было так много, что Зеленая Чаша охотно готова была поделиться ею с будущими переселенцами; уже сейчас промышленность начала перестраиваться, чтобы накапливать, век за веком, материал для аннигиляции. Материал этот получали путем разложения воды, и, таким образом, осушение давало добавочную пользу.

"Рудное поле" океана оказалось тоже чрезвычайно богатым: моллюски накапливали медь, медузы - цинк и олово. Так "водная цивилизация" Зеленой Чаши, перевернув всю предыдущую историю, открыла перед обитателями планеты и совершенно особые перспективы, толкнула на разработку оригинальных проблем: богатства воды полностью заменили богатства недр!

Почва, раньше варварски разрушаемая пахотой, ныне освобождалась от "продовольственного налога".

Морская вода - материнское молоко для планктона - содержала в себе все, что нужно для живых организмов, для формирования их панциря и костей, мышц и крови. Пища, насыщенная фосфором, кальцием и белком, обогатила мозг планетян, переродив их и нравственно.

Удивительная была эта планета, покрытая бескрайними, бурно дышащими морями! Зеленой Чашей называлась она, и слово "зеленый" стало синонимом прекрасного.

Безымянный долго не мог привыкнуть к ее блеску, простору, оголенности и вместе с тем к обостренному братству всех живых существ перед лицом молчаливых вод и столь же бескрайнего неба.

Казалось, здесь, на его глазах пишется книга Бытия. "Да будет заполнена пустота!
– гласит ее первая заповедь.
– Пусть воды отступят, появится земля и будет прочной. Подобна тумаку, облаку или пыли была земля при своем сотворении, в начале своей телесности. Потом горы появились из воды, горы и долины; рощи пустили побеги по поверхности".

Чувство покоя и вместе с тем заполненности каждого мига никогда больше не овладевало Безымянным с такой силой, как во время нескольких лет его жизни на Зеленой Чаше. Рядом с женщиной, носившей имя Элиль.

На его долю всегда приходился больший контакт с жителями других миров и более пристальное проникновение в их жизнь. Его товарищи занимались энергетикой, математическим анализом силовых полей. Они налаживали обмен информацией с учеными и инженерами - язык цифр был поистине вездесущ! А Безымянный изучал разницу биогеносфер, этнографию и особенности развития интеллекта. Или же занимался раскопками на безжизненных планетах.

В глубине души он все больше переставал чувствовать себя только сыном Лаолы-Лиал. Перед ним распускалось звездное дерево Вселенной: из эры дымящихся океанов на раскаленном ложе магмы он переходил в тихие, мертвые миры из пористой пемзы. Жизнь раскрывалась в самых неожиданных проявлениях от коллоидно-кислородной структуры до не познанной еще никем из себе подобных - кристаллической. И затем - скорее угадывались!
– формы в виде энергетических шаров, силовых сгустков.

Но все это лишь в одной половине бесконечности! Вторая - таинственные антимиры - оставалась пока скрытой.

...О ненасытная душа! Перескочив бездну времен, создав свое собственное время, победив пространство, добьешься ли ты наконец того абсолютного знания, о котором мечтали алхимики и философы? Неужели ты всемогущ, мозгоподобный?!

Внешне Элиль не была похожа на Лихэ, как отличались и сами их планеты. Безымянный не сразу научился понимать, что Элиль прекрасна.

Она была дочерью нескольких звездных рас. После космической катастрофы, которая и привлекла обеспокоенное внимание других обитателей галактики Равноденствия, оскудевшее человечество охотно роднилось с пришельцами. Новые токи вливались в жилы покорителей воды. Менялся их облик, расширялась способность воспринимать новое. Культура шла дорогой внутреннего обогащения.

Безымянного в Элиль привлекали особая музыкальность линий и черт, - она двигалась, говорила, как другие поют. Над анализом преобладала фантазия: она и ее соплеменники жили в вымыслах так же свободно, как лаолитяне среди цифр. Это покоряло и обезоруживало; впервые мечта - гонимое и осмеянное дитя разума - нашла себе отечество. Безымянный, который некогда так тщательно прятал порывы нежности от зорких безжалостных глаз Лихэ, рядом с Элиль ужасался собственной черствости. Словно половина манящего мира Зеленой Чаши оставалась для него скрытой. Он различал тени, контуры чувств... и все расплывалось.

Элиль была терпелива. В теплые звездные ночи, которые были не черными, как глухой космос, а живыми, теплящимися - отражение созвездий населяло, подобно страдным рыбам, глубину вод, а бриллиантовая роса галактик освещала лила, - в эти ночи голос Элиль передавал ему историю планеты.

Он плохо видел ее черты: только стройный осеребренный лоб да полет глаз, почти собачьих в своем проникновении и преданности. Ведь в его родной галактике, кроме Лаолы-Лиал, не было ни одной населенной планеты, и лаолитяне долго придерживались взгляда, что разумная жизнь - величайшее чудо, дарованное им одним. Они невольно выделяли в космосе противоборствующие силы.