"Миг" от такого насилия над ним зло приседает на амортизаторах стоек шасси, будто готовясь к новому прыжку в небо. Но сил на это у него уже нет. Смирившись со своей судьбой, потеряв инерцию, он спокойно катится в дальний конец полосы.

Полет закончился...

Секундная стрелка на циферблате часов скакала на своей единственной ножке сорок пятый круг.

Освобождая взлетно-посадочную полосу, Сохатый снял привязные ремни со стопора и, наклонившись вперед, ослабил их натяжение. Теперь можно и отдохнуть.

Как-то Иван Анисимович услышал фразу: "Человек в основном состоит из привычек..." Было вначале желание не согласиться с такой упрощенной формулой, но промолчал, решив разобраться наедине. Поразмыслив, он наконец вынужден был признать, что и в его "я" привычке принадлежит многое... С немалым трудом мы отказываемся от своих плохих и хороших, нужных и вредных навыков, тяжело расстаемся с известными нам догмами и со скрипом принимаем новые истины.

Молодость ума с его подвижностью восприятий легче и быстрее находит перекидные мостики к новому рубежу знания, безболезненнее разрушает одни и приобретает другие навыки. Начав летать на перехватчике уже немолодым летчиком, Сохатый внимательно изучал себя и множество раз убеждался, что привычное не уходит из его жизни без боя, без рецидивов, победить которые нужны были и силы, и время. Он прочувствовал на себе, что перехватчик - это не самолет, а прежде всего человек, летчик особого склада, высокой выучки и большой смелости... Эта профессия захватывает человека всего без остатка, превращает его не только в военного, но и в смелого, тренированного спортсмена, любящего свое трудное и порой опасное дело.

Гроза

Ночь. Облака плотным пологом нависли над землей.

Генерал Сохатый на вышке командно-диспетчерского пункта.

За окнами черная пустота - аэродромные огни по законам светомаскировки полностью выключены. Через равные промежутки времени темень вспарывается ослепительным светом фар и мимо КДП - здания, в котором сосредоточены все органы управления полетами, - проносится взлетающий самолет - очередной бомбардировщик уходит в полет.

Сегодня у генерала трудная, но интересная ночь: командиры держат годовой экзамен, отчитываются за воздушную выучку. Впереди у них непростой полет. Но и Сохатому нелегко. С каждым новым взлетом в нем нарастает озабоченность: как молодые летчики выполнят учебное задание? Через успех или неудачи подчиненных Сохатый так или иначе будет оценивать свою работу, потом докладывать результаты старшему начальнику.

О победах докладывать легко. И не менее приятно об этом слушать. Но в случае неуспеха старший обязательно спросит: "Почему плохо? А вы где были?" Возможные неприятные "почему" - строгий абразивный круг для шлифовки воли и принципиальности.

Аэродром продолжает выпускать в ночь самолеты, и они, сотрясая воздух ревом реактивных двигателей, уходят в водянисто-облачное небо.

Взлет!.. Взлет!.. Взлет!..

Экипаж Сохатого тоже показывает сегодня свою выучку. Штурман и стрелок-радист настроены по-боевому, думают лишь об отличной оценке, даже уверены в ней. А Иван Анисимович настроен критически.

Взлет заканчивается. Цепочка улетевших самолетов вытянулась в небе уже на сотни километров. Уходя с КДП на свой корабль, Сохатый задерживается на несколько минут у стола управления, чтобы послушать доклады экипажей о полете. Сквозь шелест атмосферных помех радио доносит спокойные, деловые голоса летчиков, и ему кажется, что из репродукторов слышатся разговоры люден, находящихся не в полете, а всего лишь в соседней комнате. Сохатый остался доволен: доклады и взаимная информация экипажей убедили его, что в воздухе все нормально, все идет своим чередом.

Он нажал кнопку селектора:

– Метео! Говорит командир. Прогноз погоды еще на три часа!

– Товарищ генерал, обстановка прежняя: погоду на период полетов гарантируем. Теплый фронт по-прежнему западнее и пока спокоен. Запасные аэродромы готовность свою подтверждают.

– Понял!
– И обращается уже к руководителю полетов, стоящему рядом: Товарищ подполковник, я - на самолет. Управляйте тут сами. Штаб обеспечит дальнюю связь и, если потребуется, поможет. За меня на земле - начальник штаба.

– Хорошо, командир!

Сохатый выруливает на взлетную полосу. В полумраке кабины - мир светящихся фосфором стрелок и цифр приборов, отчего ночь словно еще плотнее накрывает остекление фонаря пилота. Впереди видно лишь около сотни метров сереющего бетона.

– "Янтарь", я - "Гранат", к взлету готов!
– докладывает Сохатый.

Двигатели работают на полных оборотах, но тормоза удерживают бомбардировщик на месте. В ответ на доклад впереди вспыхивает зеленым глазом семафор: старт разрешен. Иван Анисимович включает фары. Яркий сноп лучей высвечивает отдающий холодом бетон, который кажется Сохатому мостом, повисшим над бездной и ведущим в никуда. Через мгновенье он убирает ноги с тормозных педалей, и корабль устремляется вперед.

В наушниках шлемофона звучит голос штурмана, отсчитывающий скорость:

– Сто пятьдесят... сто семьдесят, двести...

– Пора!
– Сохатый берет штурвал на себя - машина в воздухе! Земля выскальзывает из света фар вниз, и бомбардировщик с разбегу ныряет в ночь, чтобы через несколько секунд войти в облака.

"Ил" взбирается все выше, но по-прежнему нет звезд. Перед глазами Сохатого только приборы. Слепой полет жестко регламентирует последовательность действий, требует от пилота огромного внимания.