Несись к пределу неземному.

Ты волен стал в мечте своей;

Тебя холодным изреченьем

Не потревожит злой язык;

Ты оградился вдохновеньем,

Свою ты душу им проник.

О! дай по воле поноситься

В надземных ясных сторонах:

Там свет знакомый мне светится,

Мне все родное в небесах;

Прощусь с землей хоть на мгновенье,

С туманом скучным и седым,

И из-зa туч, как из боренья

Между небесным и земным,

Я полечу в пределы света,

И там гармония миров

Обворожит весь ум поэта.

Там проблеснет любимых снов

Давно желанная разгадка.

В восторга полный, светлый час

Перестает нам быть загадкой

Что было тайного для нас.

До 1834

АЛЛЕЯ

Давно ли, жизнию полна,

Ты так шумела, зеленея,

А ныне стала так грустна,

Лип голых длинная аллея?

В замену листьев пал мороз

На ветви белыми иглами;

Глядят из-под седых волос

Печально липы стариками.

В ночи, как призраки, оне

Качают белой головою,

И будто кланяются мне

С какой-то дружбой и тоскою.

И самому мне тяжело!

И я стареть уж начинаю!

Я прожил весну и тепло,

И сердце на зиму склоняю!

Но что грустить? Весна придет

Вновь зиму сплачем мы, аллея!

Вновь радость в сердце оживет,

Вновь зашумишь ты, зеленея.

1830-1835

НА СМЕРТЬ ПОЭТА

(По перечтении "Е<вгения> 0<негина>")

Зачем душа тоски полна,

Зачем опять грустить готова,

Какое облако волна

Печально отразила снова?

Мечтаний тяжких грустный рой

Поэта глас в душе поэта

Воззвал из дремоты немой.

Поэт погиб уже для света,

Но песнь его еще звучит,

Но лира громкими струнами

Звенит, еще с тех пор звенит,

Как вдохновенными перстами

Он всколебал их перед нами.

И трепет их в цепи времен

Дойдет до позднего потомства,

Ему напомнит скорбно он,

Как пал поэт от вероломства

И будет страшный приговор

Неумолим. Врагов поэта

В могилах праведный укор

Отыщет в будущие лета,

И кости этих мертвецов,

Уж подточенные червями,

Вздрогнут на дне своих гробов

И под согнившими крестами

Истлеют, прокляты веками.

Но что ж! но что ж! поэта нет!

Его ж убийца - он на воле,

Красив и горд, во цвете лет,

Гуляет весел в сладкой доле.

И весь, весь этот черный хор

Клеветников большого света,

В себе носивший заговор

Против спокойствия поэта,

Все живы, все - а мести нет.

И с разъяренными очами

Им не гналась она вослед,

Неся укор за их стопами,

Не вгрызлась в совесть их зубами...

А тот, чья дерзкая рука,

Полмир цепями обвивая,

И не согбенна и крепка,

Как бы железом облитая,

Свободой дышащую грудь

Не устыдилась своевольно

В мундир лакейский затянуть,

Он зло, и низостно, и больно

Поэта душу уязвил,

Когда коварными устами

Ему он милость подарил

И замешал между рабами

Поэта с вольными мечтами.

Из лавр и терния венец

Поэту дан в удел судьбою,

И пал он жертвой наконец

Неумолимою толпою

Ему расставленных сетей;

Земля, земля, зачем ты губишь

Прекрасных из твоих людей!

Одну траву растишь и любишь,

И вянет злак среди полей;

Или, враждуя с небесами

Враждой старинною твоей,

Ты имя избранных меж нами

Гнетешь страдальчества цепями.

Пускай теперь слеза моя,

И негодуя и тоскуя,

Как дар единый от меня

Падет на урну гробовую;

И если в форме неземной,

Перерожденный дух поэта

Еще витает над страной

Уж им покинутого света

Мою слезу увидит он

И незаметными перстами

Мне здешней жизни краткий сон

Благословит, с его скорбями