Марья. И так уж никакого житья от этих немцев проклятых нет. Уж второй год не живем, а одну муку-мученическую принимаем. У кого все хозяйство разорили, у кого девку повесили... Там, слышно, убили, там - сожгли, там на каторгу угнали. Только нас одних, стариков, кажись, и не трогают. Ну, и сиди спокойно, и радуйся. Дожить бы до смертного часа и - аминь, слава тебе, господи...

Михайла (чешет затылок). Эх, баба! Эх, дура ты, баба! Эх, какие ты, баба, неумные слова говоришь. "Не трогают"! А сердце твое - что?
– не трогает, что по нашей русской земле поганые немцы ходят?!

Марья (тихо). Мало ли... (Берет лампочку, держит ее в руке.) Терпеть надо.

Пауза.

И чего это она, в самом деле, к нам вдруг полезла? Что уж - по всей деревне и ночевать ей, кроме нас, негде? Тут у нее крестный живет, там тетка... Тоже, скажите пожалуйста, свет клином сошелся...

Михайла. Нет, это не говори, это она хитро придумала. Это она, девка-то, сообразила. У других - что? У кого сын в Красной Армии, кто сам у немцев на подозрении. А мы с тобой вроде как два старых грыба живем, век доживаем.

Пауза.

А может, и верно? А? Избенка-то у нас махонькая, и спрятать негде. У людей хоть под полом можно ночь переспать.

Марья (ехидно). Да? Вот как?! Под полом? Это зимой-то? Эх ты - мужик! Дурак ты, мужик! Девка из лесу придет, намерзла небось как цуцик, а ты ее в подполье! Вот и всегда вы так, мужики, к нашему женскому сословию относитесь... Нет уж, извиняюсь, не бывать по-твоему! (Ставит на окно лампочку.) Вот! Милости просим!

Михайла (смеется, обнимает жену). Эх, матка, матка... Хорошая ты у меня, матка...

В окошко стучат.

Марья. Эвона! Уже! Легкая она на помине.

Михайла (заглядывая в окно). Кто? Что? Иду, иду, сейчас...

Уходит и почти тотчас же возвращается. В избу

вваливается запорошенный снегом немецкий офицер,

обер-лейтенант. За его спиной - с автоматом у живота

немецкий солдат.

Офицер. Хайль Гитлер! Шприхьт хир йеманд дойтч? Найн? (К Михайле.) Ду! Шприхьст ду дойтч?"*

______________

* Привет! Говорит тут кто-нибудь по-немецки? Ты! По-немецки говоришь? (Нем.)

Михайла (машет рукой). Нет, нет, не бормочу я по-вашему. Извиняюсь, ваше благородие.

Офицер (ломаным русским языком). Э-э-э... кто есть хозяин?

Михайла. Я хозяин.

Офицер. Это есть деревня Ифановка?

Михайла. Так точно, Ивановское село.

Офицер. Где имеет жить староста?

Михайла. Староста... он, ваше благородие, туточки вот, около белой церкви, в большом доме живет.

Офицер (приказывает). Проводит меня!

Михайла. Проводить? Ну что ж, это можно. Проводим... (Не спеша одевается.)

Офицер. Шнелер! Бистро!

Старик, одеваясь, делает жене какие-то знаки. Та

растерялась, не понимает.

Михайла (офицеру). Пойдем, ваше благородие.

Немцы и Михайла уходят. Старуха испуганно смотрит им

вслед. Слышно, как хлопнула калитка.

Марья (лицом к зрителю). О господи... Владычица... Помяни царя Давида... Спаси и сохрани, царица небесная! (Крестится.)

Легкий стук в окно.

Марья (подбегая к окну). Что еще? Кто?

Бежит к дверям и сталкивается с Дуней Огарёвой. Девушка

в белом овчинном полушубке и в шапке-ушанке.

Дуня (запыхавшись). Здорово, бабушка!

Марья (машет на нее руками). Ох, девка, не в добрую ты минуту прилетела!

Дуня. А что?

Марья. Да ведь чуть-чуть ты кошке в лапы не угодила. Немцы у нас были. Только что.

Дуня (свистит). Фью... Откуда их нелегкая принесла?

Марья. Карательный, говорят, отряд. Вас, одним словом, ловить приехали.

Дуня. Та-а-ак. Ну что ж. Молодцы, ребята! Ловите!.. А дядя Михайла где?

Марья. К старосте его повел. Офицера-то...

Дуня (с досадой). Н-да. А я думала - завтра. Ну что ж, ладно - и сегодня можно. Поиграем еще в кошки-мышки.

Марья. Это как же, милая, понимать надо?

Дуня. А так, бабушка, понимать, что если от немецкой кошки один только хвост останется - так мы и на хвост наступим. (Смеется, протягивает руку.) Ну, бабуся, прощай, мне здесь делать нечего.

Марья. Опять в лес?

Дуня. Русская земля большая, бабушка. Место для нас найдется.