Только приклеил Коська последнюю афишку, слышит, сзади кто-то подошел и через плечо его афишку читает:

– В чет-верг пер-во-го ян-ва-ря гранди-оз-ный бал-мас-карад.

Голос тоненький такой - как у птички.

Обернулся Коська и обомлел.

Стоит перед ним девчонка, однолетка его или чуть побольше. У девчонки нос кверху вздернут. Глаз левый прищурен - смеется, что ли?

Точь-в-точь портрет, что украл когда-то Коська на вокзале и продал за три рубля бородатому дяде Косте. Портрет и сейчас над дяди Костиной койкой висит. Только у этой девчонки галстук из-под заячьей шубейки выглядывает красный, а не черный, и глаза голубые и щеки румяные, а не серые, как на том портрете.

Стоит Коська и глазами моргает.

"Что, - думает, - за чертовщинка?"

А девчонка тоже смотрит на него и улыбается.

– Холодно?
– спрашивает.

– Нет, - говорит Коська.
– Не очень холодно.

А сам думает: на кого же это она похожа? На Сашу? Нет, пожалуй, на Сашу не очень похожа. Только что глаза веселые.

– Клей у тебя течет, - говорит девчонка.

Поглядел Коська - и правда, клейстер на валенок ему течет. Загляделся он и ведерко опрокинул.

– Фу!
– говорит.

А девчонке смешно.

– Что ты, - говорит, - чумовой какой!

Коська нагнулся, снегом валенок почистил, девчонка ему помогла, ведерко подержала.

Взял у нее Коська ведерко.

– Спасибо, - говорит и побежал в контору. Некогда. Надо еще в лавку за керосином сбегать. А сам все думает: "Что же это? Неужто она самая?"

И что-то ему скучно стало. И за керосином неохота бежать.

В контору пришел, ему говорят:

– Ты что, Константин Михайлов, заболел, что ли?

– Нет, - говорит Коська, - я здоровый.

– А что ж это у тебя такая наружность, как будто ты гриппом хвораешь? А ну, получи зарплату и беги домой. С Новым годом тебя!

А Коська деньги сосчитал и думает: "Плохой у меня, кажется, Новый год будет".

Пришел домой, думал, дяди Кости еще нет. А он дома. В комнате с кем-то сидит разговаривает. Коська дверью неосторожно с размаху хлопнул, дядя Костя услышал, кричит:

– Костя, это ты?

– Я.

– А ну, поди сюда.

Вошел Коська в комнату и сразу увидел: сидит на его ящиках давешняя девчонка. Шапку она сняла, шубейку сняла, в одном сером свитере сидит. Веселая такая, смеется, ногами болтает.

А Коське не смешно. Стал Коська у порога, шапку снял.

Дядя Костя говорит:

– Вот это, Наташа, он самый и есть, о котором я тебе писал и рассказывал. Знакомься, Костя. Это моя дочь Наташа.

А девчонка ногами болтает, смеется и говорит:

– Ха! Да мы уже знакомы.

– Как так? Где вы успели?

– Представь себе, успели.

Коська голову чуть-чуть поднял, на Наташу взглянул, потом на портрет посмотрел: "Так и есть. Она самая".

Вздохнул Коська. Шапку в руках потискал и говорит:

– Так я пойду, дядя Костя.

– Куда пойдешь? За керосином? Успеешь.

– Нет... я вообще...

– Куда это вообще?

– Одним словом... я ведь теперь у вас лишний буду.

Рассердился дядя Костя. Никогда его таким Коська не видел. Как начнет ходить по комнате. Как начнет кричать.

– Ты что же это, - говорит, - свою сестренку хочешь бросить?! И не стыдно тебе? Она из Питера ехала, думала, у нее братишка есть, а он - вон он какой!

Стоит Коська, с ноги на ногу переминается, в руках шапку тискает, не знает, что и сказать. Только губами чего-то шепчет.

А Наташа с ящика соскочила, к нему подошла, говорит:

– Дай руку!

Дал Коська руку.

– В сестры меня возьмешь?

Засмеялся Коська. Носом зашмыгал. Засопел.

– Я-то, - говорит, - возьму. Пожалуйста. А ты меня в браты возьмешь?

– Возьму.

– Ну, и кончено, - говорит дядя Костя.
– А теперь айда - вместе за керосином!..

Оделись ребята, побежали в лавку за керосином. До угла добежали, Коська и говорит:

– Погоди, Наташа, мне тебе одну вещь надо сказать.

– Какую? Ну, говори.

Покраснел Коська.

– Вот чего, - говорит.
– Ты это... ты, брат, прости меня, знаешь, что украл я тебя давеча из корзинки...

Не поняла Наташа: из какой корзинки? Почему украл? Удивилась. Засмеялась.