— Так мне сказал Тони.

— Когда ты с ним говорила? — раздраженно спросил Гай.

— Вчера вечером, после репетиции.

— Что же ты молчала до сих пор? Ты считаешь, что кроме тебя это никому не интересно? — продолжал Гай свой допрос.

— Я думала, что ты знаешь. Тони обещал позвонить тебе.

— Наверно, забыл, — неприязненно произнес Гай. — Так же, как забыл предупредить меня, что на этой неделе выступление отменяется.

— Что ты все злишься? — спросила Дана.

— Почему ты ничего мне не сказала? С каких пор ты стала считаться руководителем группы? Почему Тони только тебя посвящает в свои грандиозные планы? — кипятился Гай.

Атмосфера накалялась, и Элизабет стало очень неловко.

— Ну, мне пора идти, — сказала она вставая. Дэн повернулся к Гаю.

— Смотри, даже пресса тебя испугалась. Если так пойдет дальше, не видать нам успеха, как своих ушей.

— Не расстраивайся, Дэн, — сказала Элизабет. — Я еще раз приду. Просто сегодня у вас не самый лучший день.

Отвернувшись, чтобы Лиз не слышала, Дана прошептала:

— У нас теперь каждый день «не самый лучший».

— Я согласен с тобой, Лиз, — дипломатично высказался Макс. — По-моему, нам всем надо передохнуть. Что скажете, крокодилы? Давайте сегодня сделаем перерыв, а завтра вечером продолжим репетицию.

Гай без возражений согласился. Дэн и обе девушки попрощались и пошли следом за Элизабет.

Когда дверь за ними закрылась, Эмили попросила Лиз подвезти ее домой.

— Обычно меня подвозит Дана, но мне нужно с тобой поговорить.

И они медленно пошли к машине Элизабет.

— Если тебя беспокоит, что я напишу, так это напрасно. Я ведь вижу, нервы у всех напряжены, мое присутствие только помешало. Я приду еще раз, когда обстановка будет поспокойнее, — сказала Элизабет.

— Хорошо. — Эмили улыбнулась. — Но я хотела поговорить совсем о другом.

— Тебя что-нибудь волнует?

Эмили не ответила, пока не выехали на шоссе. Оставшись наедине с Элизабет, она какое-то время колебалась, начинать ли разговор. Но постепенно в ней поднялось непреодолимое желание посоветоваться с Лиз. Наконец, за два квартала до своего дома, Эмили вдруг спросила:

— Элизабет, ты когда-нибудь испытывала угрызения совести?

— Каждый когда-нибудь испытывает.

— А у тебя было так — ты знаешь, что это плохо, и все-таки делаешь?

— Тебя что-то мучает, Эмили? Эмили вздохнула.

— Я написала контрольную работу по химии, зная все задания.

— Как это могло случиться?

— Я понимаю, это подло. И я никогда в жизни не решилась бы на это, если бы…

Эмили замолчала. Она была готова признаться во всем, но не хотелось выдавать Джессику, особенно ее сестре. Элизабет не правильно поняла ее колебания.

— Может, не надо мне ничего рассказывать? Я ведь вижу, как тебе тяжело приходится в ансамбле.

— Это не оправдание. Мне очень стыдно, Лиз. Я никогда в жизни не делала ничего подобного.

— Почему ты мне говоришь об этом, Эмили?

— Не знаю. Может, потому, что я тебе верю, Лиз. Не представляю, что теперь делать! А ты как думаешь?

— По-моему, единственное, что можно сделать, это пойти к Руссо и все ему рассказать. — Элизабет барабанила пальцами по рулю, взвешивая каждое слово. — Правда, для этого потребуется немалое мужество.

— Нет, это выше моих сил.

— Я не могу тебя упрекать за слабость, но уверена, что ты почувствуешь себя гораздо лучше, если признаешься ему. Тебе будет трудно жить с таким пятном на совести, я ведь тебя знаю.

— Но это значит, что у меня не будет зачета по химии.

— Он очень рассердится, но, думаю, зачет поставит. Мистер Руссо строгий, но справедливый. И умный. Он поймет, каких терзаний тебе стоила эта история. Вся школа очень высокого мнения о тебе. И он оценит, что ты сама призналась, не дожидаясь, пока он сам каким-то образом все узнает.

И Эмили согласилась, что Лиз права. Наконец остановились у дома Мэйеров. Эмили посмотрела на Элизабет и улыбнулась дрожащими губами.

— Спасибо тебе, Лиз. Я все хорошенько обдумаю.

Элизабет долго смотрела вслед подруге. Когда дверь за ней захлопнулась, она укоризненно покачала головой. «Слава Богу, подобных проблем у меня нет, — подумала она. — Их очень трудно решать. Очень».

Редакция «Оракула» напоминала потревоженный улей, что было естественно за день до выхода очередного номера газеты. Редакторы всех рубрик сидели, склонившись каждый над своим столом, и вносили в гранки последнюю правку.

Пенни сидела за столом в центре комнаты и разговаривала с мистером Коллинзом о завтрашнем номере. Элизабет вошла в редакцию с прошлым номером в руках и, подождав пока куратор «Оракула» кончит беседовать с главным редактором, сказала: