Я подумал, что всегда буду безразличен ей, и это к лучшему. Не дай Бог оказаться любимым такой женщиной, потому что ее любовь наверняка обезволит и поработит...

Постепенно я начал чувствовать себя изгоем среди понимающих друг друга с полуслова единомышленников, примитивным дикарем, для которого скачущие цифры и змеистые графики на дисплеях - не более чем абракадабра...

К невесомости, чередующейся с перегрузками при маневрах, я привык на редкость быстро и даже досадовал, когда включали искусственную гравитацию, а к остальному привыкнуть не мог. Все более тяготился своим двусмысленным положением, все чаще задавал себе вопрос: как мог, поддавшись мгновенному порыву, бросить все и отправиться за Вепрем неизвестно куда и зачем?

Наконец я не выдержал, и между нами состоялся решающий разговор.

– Пожалел?
– спросил я напрямик.
– Но чего стоит твоя жалость, если у тебя нет ни времени, ни желания общаться со мной! Вы чураетесь меня. Я здесь лишний. Ничего не знаю, ничего не умею, ничего не могу!

– Вот чудила!
– ответил Вепрь с досадой.
– Что называется, попал пальцем в небо! Нет, Тур, дело не в пренебрежении твоей персоной. Всё оказалось серьезней, чем мы думали, и... Вспомни, что произошло на Земле в день отлета. Духота, пекло... Твоя депрессия была не случайна. Ее испытывали все.

– И ты?

Вепрь мотнул крутолобой головой.

– Обо мне речь не идет. Я хотел выручить тебя... Так вот, сейчас там в сто раз хуже.

– Но тогда что-то надо делать... Нельзя же так просто...

Не видел я раньше Вепря таким мрачным.

– Надо делать...
– повторил он мои слова с иронией.
– А ты, оказывается, умник, Тур! Мы дураки, а ты умник! Думаешь, не делаем?
– ирония уступила место горечи.
– Наука, Тур, не всесильна... Она в плену у ограниченного круга представлений. Природа сыграла не по правилам, и мы оказались не готовы к случившемуся, как когда-то не были готовы к Всемирному потопу.

– Но что все-таки случилось? Или не пойму?

– Я и сам не понимаю, - признался Вепрь.
– Конечно, как панцериолог, специалист по оболочкам Земного шара, я разбираюсь в ситуации лучше, чем ты, но не настолько, чтобы понять причину происходящего.

– Расскажи все, что знаешь, - потребовал я.

– Атмосфера содержит ряд оболочек, например, озоновый слой, защищающий Землю от ультрафиолета... Мы обнаружили только что возникшую, не известную ранее, вентильную оболочку.

– Странное название!

– Эта оболочка и в самом деле ведет себя как вентиль: свободно пропускает солнечную энергию внутрь и задерживает значительную часть энергии, отраженной поверхностью Земли.

– И в результате возникает парниковый эффект?
– догадался я.

– Вот именно, - подтвердил Вепрь.
– Но он не связан с избытком углекислого газа в атмосфере, природа этой новой разновидности парникового эффекта загадочна, мы пытаемся ее понять и предотвратить катастрофу, но пока безрезультатно...

Назавтра я застал Милену - всегда сдержанную, покрытую в моих глазах романтическим флером таинственности - рыдающей.

– Мне страшно. Тур... У меня там мама и брат... Посмотрите, что делается...

Она отстранилась, из-за ее плеча брызнул сноп света, образовав панораму опустевшего города. Ветви деревьев в скверах почернели, словно обуглившись. Там, где еще недавно была тронутая первыми заморозками трава, виднелась бурая, запекшаяся корка. Перед глазами плыли закопченные крыши домов, пересохшее русло реки. В нескольких местах клубились дымы, похожие на грозовые тучи. Сквозь них пробивались багровые языки пламени.

Я несмело провел рукой по волосам Милены.

– Полно, не плачьте! Смотрите: вон ползет мобиль. Значит, жизнь продолжается!

– Да... да... действительно, но на сколько их еще хватит? Как бы я хотела быть с ними!

– Здесь вы нужнее...

– Нужнее? Ах, если бы...

– Вторые сутки молчит Центр, - озабоченно сказал подошедший Петрус.

– А как же другие орбитальные станции? Их более трехсот, верно?
– спросил я.

– Триста семьдесят две. С ними автоматически поддерживается циркулярная связь через транспондеры. Можешь просмотреть экспресс-сводки за последние часы - ничего утешительного. Как и мы, тревожатся, недоумевают. Но тоже пока не придумали ничего путного.

– Значит, надеяться больше не на что?
– ужаснулся я.
– Миллион лет истории и все, конец! Так буднично... Было человечество, и нет его?!

– Апокалипсис...
– прошептала Милена, утирая слезы.

– Кончайте хныкать!
– прикрикнул на нас Вепрь.

Утром я увидел немыслимое: Вепрь плакал! Если застать в слезах Милену было для меня потрясением, то теперь я просто не мог поверить глазам.

Он сидел за пультом и, казалось, сосредоточенно всматривался в индикаторы. Я подошел к нему со спины, хотел заговорить, но перед этим машинально бросил взгляд на дисплей. Экран был погашен. В нем, как в тусклом зеркале, виднелось лицо Вепря с бороздками слез.